К неведомому богу (Дмитрий Мережковский: исповедание Третьего Завета). Причины гибели христианской цивилизации Святая плоть мережковский

Результаты поиска

Нашлось результатов: 104239 (1,77 сек )

Свободный доступ

Ограниченный доступ

Уточняется продление лицензии

Русская православная церковь и государство: библиографический указатель

Библиографический список

Значение православия в жизни и исторической судьбе России. Кемерово: Изд. <...> <...> "Историческое описание" С.Г.Домашнева // Филол. науки.-1995.№ 2.С.33-42. 12. Медынский А.А. <...> Теория культуры вместо исторического материализма // Общественные науки и современность.1993.№ 2.С. 135 <...> "Историческое описание" С.Г.Домашнева // Филол. науки.-1995.№ 2.С.33-42. 12. Медынский А.А.

Статья посвящена заметкам-рассуждениям о религиозной жизни России, Святой Руси, религиозным учениям и течениям.

Конечно же, преодоление истории - не только исторический , но и мистический процесс, ткань ис тории „ <...> Здесь нельзя не заметить, что исторические концепции писателей и философов „первой волны" эмиграции не <...> <...> <...> Они различны не только исторически , но и духов но.

Применение информационной системы "СИРИУС" для решения задач интеграции производственных процессов в реализации строительных проектов газовой отрасли [Электронный ресурс] / Григорьев, Тарлавский, Волков // Автоматизация, телемеханизация и связь в нефтяной промышленности.- 2015 .- №5 .- С. 25-33 .- Режим доступа: https://сайт/efd/349911

В статье рассмотрена информационная система "СИРИУС", способная объединить всех участников строительства в едином информационном пространстве для управления строительными проектами. Система представляет собой стабильное решение, которое на сегодняшний день обеспечивает необходимый уровень автоматизации бизнес-процессов в производственных подразделениях любой строительной компании газовой отрасли. Приводится описание структуры, архитектуры и функциональных возможностей такой системы.

<...> <...> <...> <...>

В статье на основании анализа изменившихся условий применения геолого-технологических исследований (ГТИ) и их диверсификации в связи с необходимостью информационного сопровождения отдельных этапов строительства нефтегазовых скважин рассмотрены различные уровни модульной архитектуры комплексов ГТИ.

. – Новосибирск: Издательский Дом "Историческое наследие Сибири", 2009. – 752 с. 2. Лукьянов Э.Е. <...> . – Новосибирск: Издательский Дом "Историческое наследие Сибири", 2010. – 816 с. с приложениями на CD <...> Интерпретация данных ГТИ. – Новосибирск: Издательский Дом "Историческое наследие Сибири", 2011. – 944 <...> Оперативная оценка аномальных пластовых давлений в процессе бурения. – Новосибирск: Издательский Дом "Историческое <...> Петрофизическая модель процесса бурения – основа интерпретации данных ГТИ. – Новосибирск: Издательский Дом "Историческое

В статье представлен принципиально новый подход в технологии сопровождения строительства скважин, использующий комплексный подход при моделировании всего процесса бурения, включающий в себя построение достоверных геолого-геомеханических моделей пластов и взаимодействие их с буровым инструментом и буровыми растворами, получение и обработку в реальном времени данных ГТИ и забойной телеметрии, постобработку и корректировку данных по моделям пластов. Использование данного подхода позволяет повысить коммерческие скорости бурения при минимизации капитальных затрат за счет своевременного принятия технологических решений как при проектировании, так и в процессе строительства скважины (в реальном времени), направленных на снижение вероятности наступления и/или тяжести рисков геологической и/или технологической природы и, как следствие, снижения непроизводительного времени при строительстве скважины. Представлены рекомендации к техническому регламенту проведения ГТИ, включающие современные метрологические требования к измерительной аппаратуре и рекомендации к внедрению датчиков нового типа

<...> <...> <...> Оперативная оценка аномальных пластовых давлений в процессе бурения. – Новосибирск: Издательский Дом "Историческое <...>

№5 [Автоматизация, телемеханизация и связь в нефтяной промышленности, 2015]

Предпросмотр: Автоматизация, телемеханизация и связь в нефтяной промышленности №5 2015.pdf (0,8 Мб)

№12 [Автоматизация, телемеханизация и связь в нефтяной промышленности, 2017]

Разработка и сервисное обслуживание средств измерения, автоматизации, телемеханизации и связи, АСУТП, ИИС, САПР и метрологическому, математическому, программному обеспечению

. – Новосибирск: Издательский Дом "Историческое наследие Сибири", 2011. – 944 с. 6. Лукьянов Э.Е. <...> . – Новосибирск: Издательский Дом "Историческое наследие Сибири", 2015. – 312 с. 7. Лукьянов Э.Е. <...> Геолого-технологические и геофизические исследования в процессе бурения. – Новосибирск: Издательский Дом "Историческое <...> Оперативная оценка аномальных пластовых давлений в процессе бурения. – Новосибирск: Издательский Дом "Историческое <...> Методические рекомендации по интерпретации данных ГТИ. – Новосибирск: Издательский Дом "Историческое

Предпросмотр: Автоматизация, телемеханизация и связь в нефтяной промышленности №12 2017.pdf (0,8 Мб)

№ 118 [Грани, 1980]

Значительно важнее определить духовное напра вление, конструирующее исторические схемы. <...> „Анонимное христианство " - основа „христианства без бере гов". <...> Из „анонимного хри стианства", из „христианства без берегов" вырас тает мнимое христианство . <...> Они различны не только исторически , но и духов но. <...>Историческое время пьесы начинается несколько раз в 1858, 1911, 1914 и 1920 годах.

Предпросмотр: Грани № 118 1980.pdf (0,1 Мб)

№4 [Новая литература по социальным и гуманитарным наукам. Религиоведение: Библиогр. указ., 2012]

Развитие русской церковно-исторической науки в концепции Н.Н. <...>Исторический Иисус. 1055 Шифр: 09677634 Рахматуллин Р. Ю. <...> Влияние христианства на ингушское общество в исторической ретроспективе // Христианство на Северном Кавказе <...> 297 Исторические науки история церкви Россия 10 "исторический Иисус" 398, 1054, 1055 Историческое познание <...> " 426 религиоведение 815 христианство 623 "эволюционно-космическое христианство " и эволюционизм 426 христианство

Предпросмотр: Новая литература по социальным и гуманитарным наукам. Религиоведение Библиогр. указ. №4 2012.pdf (1,7 Мб)

Статья посвящена теории славянофильства Ивана Киреевского - русского религиозного философа, литературного критика и публициста, одного из главных теоретиков славянофильства.

<...> <...> <...> рецепции христианства . <...>

<...> <...> <...> <...>

Статья посвящена истории православной Церкви в России и ее участию в общественной жизни дореволюционной России.

ценностей в немарксистской культуре России, культуре, колыбелью которой является христиан ство в лице исторической <...> Религиозно-фило софские и церковно-исторические темы все чаще встречаются в работах самиздата. <...> Принятие несведущим советским человеком этой лжи за действительность может отталкивать его от исторической <...> " просто не нуж* В православии такое половинчатое христианство невоз можно, отсюда и отлучение Льва <...> Советская Историческая Энциклопедия, тт. 1-16. М-, Изд. „Советская энциклопедия", 1961-76.

№3 [Новая литература по социальным и гуманитарным наукам. Религиоведение: Библиогр. указ., 2011]

В указатель включаются следующие виды изданий на западноевропейских, славянских и восточных языках: монографии, сборники статей, авторефераты диссертаций, отдельные статьи и рецензии из сборников, альманахов, журналов и прочих периодических изданий, библиографические и справочные издания, рукописи, депонированные в ИНИОН. Литература описывается в соответствии с ГОСТом 7.1-84 «Библиографическое описание документа». Описания сопровождаются аннотацией. Издание снабжено авторским и предметным указателями, списком использованных источников. Указатель рассчитан на научных работников, преподавателей высшей школы, аспирантов и студентов старших курсов, практических работников, а также для использования в библиографической и справочной работе научных библиотек и информационных центров.

Понимание исторического времени в греческой богословской традиции XV-XVIII вв. // Образы времени и исторические <...>Исторический очерк. <...>Исторический путь Православия / Протоиер. <...>Исторический очерк. 1320 Шифр: 07447633 Блиев В.Р. <...> 398 Исторические науки и церковная история Сибирь и Дальний Восток 1437 "исторический Иисус" 1225 Историческое

Предпросмотр: Новая литература по социальным и гуманитарным наукам. Религиоведение Библиогр. указ. №3 2011.pdf (1,5 Мб)

№3 [Новая литература по социальным и гуманитарным наукам. Религиоведение: Библиогр. указ., 2012]

Ницше: поиски истинного христианства // Вестн. <...>Христианство в историческом развитии белорусского народа. 596 Шифр: 125601111 Белогорцев В. Н. <...> (исторический очерк). 656 Шифр: 107021111 Заяц С.М. <...>Исторический очерк 18-21 вв. 1160 Шифр: 070431111 Тимошенко Л. В. <...>Исторический очерк. 1208 Шифр: 22217632 Соловьев К.А. Предисловия В.И.

Предпросмотр: Новая литература по социальным и гуманитарным наукам. Религиоведение Библиогр. указ. №3 2012.pdf (1,6 Мб)

№8 [Православная община, 1992]

Мы часто думаем, "ITO в христианстве требуется только смирение. <...> Антропология, аскетические и мистичеСК.IС УЧСНIIЯ и практика (в историческом развитии). 4.1. <...> Глубоковского (Русская богословская наука в ее историческом развитии и новейшем состоянии. <...> П равОславие косми"lнее западного христианства . <...> Западное христианство преимущественно антропологично.

Предпросмотр: Православная община №8 1992.pdf (0,3 Мб)

Русская топонимия в этнолингвистическом аспекте

М.: ПРОМЕДИА

сознание, поскольку топонимия воспринимается как мемориал историческим деятелям и событиям. <...> Набор ассоциативных полей дает перечень тех "исторических " тем, на которые реагирует языковое сознание <...> события, приводит к тому, что историческая тема, "Чпшдаированная" одним из географических названий, <...> Трудно представить точные данные о том, как соотносится историческая информация, реально мотивирующая <...> топоним, и содержание исторических преданий.

Предпросмотр: Русская топонимия в этнолингвистическом аспекте.pdf (0,0 Мб)

Библиотечная жизнь Кузбасса. Вып. 4 (30): сборник

В вып. 4 сборника "Библиотечная жизнь Кузбасса" за 2000 год рассматриваются вопросы книгоснабжения библиотек, сохранности библиотечных фондов. Приводятся материалы Проекта "Память России", краткая консультация "О материальной ответственности библиотекарей за недостачу в библиотечных фондах", памятки по работе в структурных подразделениях с изданиями, по составлению актов.

Исторические науки" (28,0% от общего количества отказов). <...>Историческая энциклопедия Кузбасса: Т.2, 3; 4. Красная книга Кемеровской области; 5. <...> Прогнозируемое дальнейшее развитие научной литературы по христианству определит не только связь христианства <...> "Первоисточники по истории раннего христианства . <...> "Происхождение христианства ": Пер. с нем. (1990).

Предпросмотр: Библиотечная жизнь Кузбасса. Вып. 4 (30) сборник.pdf (0,1 Мб)

№2 [Новая литература по социальным и гуманитарным наукам. Религиоведение: Библиогр. указ., 2011]

Э.Левинас: этико-религиозное качество исторического времени. 370 Шифр: 37197642 Ellis F. <...> Эсхатологическое дополнение исторической картины мира. <...> Религия и общественно-исторический прогресс в истории Алтайского края (XVIII-нач. <...>Исторический очерк. 1145 Шифр: 080041012 История орденов средневековья / Авт.-сост. <...>Историческое значение церковных организаций Польши в 15-18 вв.

Предпросмотр: Новая литература по социальным и гуманитарным наукам. Религиоведение Библиогр. указ. №2 2011.pdf (1,5 Мб)

Петербургские альманахи (религиозно-нравственные искания литераторов пушкинского круга). Учебное пособие

Книга посвящена исследованию вышедших в Петербурге альманахов, в которых самое непосредственное участие приняли А.С.Пушкин и близкие ему авторы, – "Северных цветов" и "Подснежника". Проникновение в текст изданий позволило определить направленность духовных исканий лучших литераторов 20-30-х годов XIX века и выявить начала, внутренне объединяющие их, в результате – внести уточнение в понятие "литераторы пушкинского круга".

Но не только полемика о национальном историческом характере имела здесь место. <...> выбраны из Корана догматические и религиозно-нравственные темы, причем именно те, которые перекликаются с христианством <...> Особо выделяется отрывок из второй части исторического романа Б.М. Федорова "Князь Курбский". <...> Семенова "Романтизм и христианство ". <...> Романтизм и христианство // Русская литература XIX века и христианство . М. 1997. С.108. 6.

Предпросмотр: Петербургские альманахи (религиозно-нравственные искания литераторов пушкинского круга). Учебное пособие.pdf (0,2 Мб)

№2 [Новая литература по социальным и гуманитарным наукам. Философия. Социология: Библиогр. указ., 2011]

Христианство и культурно-историческое развитие в теории Н.Я. <...> Шлейермахер и научная культура христианства . <...> Влияние геополитических сетей на распространение христианства в Корее в начале XX в. <...>Историческая социология и нарратив 1473 Исторические науки методология исследования 262 Исторический <...>христианство 398 эсхатология христианство 398 Средства массовой информации 559, 573, 1342 и войны США

Предпросмотр: Новая литература по социальным и гуманитарным наукам. Философия. Социология Библиогр. указ. №2 2011.pdf (1,7 Мб)

Очерки истории книжной культуры Сибири и Дальнего Востока. Т. 1. Конец XVIII - середина 90-х годов XIX века

Издательство ГПНТБ СО РАН

Издание является первым томом коллективного книговедческого исследования, посвященного развитию книжной культуры в азиатской части России с момента возникновения здесь местного книгопечатания до наших дней. Впервые в историко книжной науке воссоздается целостная картина развития на территории Сибири и Дальнего Востока полиграфического производства, книгоиздания, книгораспространения, библиотечного дела, чтения и восприятия произведений печати, выявляется роль книги в социальной, экономической и культурной жизни региона. Всесторонний анализ развития местного книжного дела помогает более глубокому осмыслению историко-книжных традиций сибирских и дальневосточных народов.

Арндта "О истинном христианстве ". <...> Сулоцкого, посвященные истории христианства в Сибири и сибирским церковным древностям. <...> действует большое число православных духовных миссий, усилия которых направлены на распространение христианства <...> Омск, 1893), и наставления различным категориям населения - раскольникам, сектантам, обращенным в христианство <...> Влияние ламаизма и христианства на шаманизм бурят // Христианство и ламаизм у коренного населения Сибири

Предпросмотр: Очерки истории книжной культуры Сибири и Дальнего Востока. Т. 1. Конец XVIII - середина 90-х годов XIX века.pdf (0,2 Мб)

№7 [Посев, 1979]

На это отвечают сами исторические доку менты. <...> Это ведь железный закон исторического развития партии. <...> Далее: одна из высших целей христианства - достижение нравственного совершенства. <...> В этом смысле солидаризм можно назвать „социальной проекцией христианства ". <...> Следовательно, от стремления „заменить собой христианство " здесь нет и тени.

Предпросмотр: Посев №7 1979.pdf (0,6 Мб)

№12 [Посев, 1989]

Общественно-политический журнал. Выходит с 11 ноября 1945 г., издается одноименным издательством. Девиз журнала - «Не в силе Бог, а в правде» (Александр Невский). Периодичность журнала менялась. Первоначально выходил как еженедельное издание, некоторое время выходил два раза в неделю, а с начала 1968 года (номер 1128) журнал стал ежемесячным.

В этом историческое оправдание его". <...> Один иэ путей раскрытие исторической правды. <...> Можно выделить две основные идеи, принесенные христианством в мир. <...> Устаревают лишь исторические модели. <...> Терпима ли перестройка к христианству (7,59). Свящ. Павел АДЕЛЬГЕЙМ.

Предпросмотр: Посев №12 1989.pdf (0,6 Мб)

Литературные эпохи и литературные направления

ФГБОУ ВПО "ШГПУ"

В данных учебных материалах рассматриваются общие закономерности исторического развития художественной литературы от античности до ХХ века включительно, характеризуются основные литературные эпохи, направления, течения, школы, что позволяет увидеть историко-литературный процесс в его преемственности. Учебные материалы предназначены для студентов филологических и гуманитарных факультетов педагогических вузов, а также могут быть полезны учителям-словесникам и ученикам старших классов средних школ.

Она делает греческую религию совершенно несоизмеримой с христианством . <...> Наряду с библейскими и историческими фактами в летописи и хроники включались исторические предания и <...> Полоцкого трактуются исторические личности и исторические явления, описываются дворцы и церкви. <...> Идеальный мир романтизма близок к христианству . <...> Романтизм и христианство // Русская литература XIX века и христианство . М., 1997. С. 109-110. 4.

Предпросмотр: Литературные эпохи и литературные направления.pdf (0,6 Мб)

Система государственного управления. Ч. 2 учеб. пособие

В данном пособии в систематизированной форме излагаются современные представления о власти, государстве, обществе, анализируются особенности политического развития России и зарубежных стран.

устройства, особенности которой были обусловлены уникальными социокультурными факторами, обстоятельствами исторического <...> входивших ранее и Британскую империю, Великобритания имеет форму унитарного государства, состоящего из исторически <...> реформировании любой управленческой системы необходимо оценить не только собственный опыт системы, ее исторический <...> В связи с особым статусом Москвы – столицы РФ – и ее историческим , культурным и экономическим значением <...> Р.А.Фадеев констатирует, что "историческое развитие, выразившееся у каждого европейского народа разнообразными

Предпросмотр: Система государственного управления. Ч.2.pdf (0,3 Мб)

Практикум по стилистике английского языка учеб. пособие

БГТИ (филиал) ГОУ ОГУ

Практикум предназначен для аудиторной и самостоятельной работы студентов; содержит планы семинарских занятий, перечень вопросов для обсуждения, список рекомендуемой литературы, практические задания для подготовки к семинарам; клише для стилистического анализа. Учебное пособие призвано помочь выработать навыки анализа стилистических явлений на различных уровнях описания (фонетическом, морфологическом, лексическом и синтаксическом), а также вопросы и тренировочные тесты для подготовки к зачету.

Использование диалектизмов в тексте художественного произведения создает местный колорит, архаизмов исторический <...> ought to have might have isn‘t aren‘t ain"t ought of mighta в художественной литературе – создание исторического <...> Лексика более специфического характера служит для создания определенного фона: местного, исторического <...> Транспозиция прошедшего времени в настоящее (так называемое "историческое настоящее" "praesenshistoricum <...> Аллюзия фигура замещения, представляющая собой ссылку на исторический , мифологический или литературный

Предпросмотр: Практикум по стилистике английского языка.pdf (0,5 Мб)

№ 135 [Грани, 1985]

ЖУРНАЛ ЛИТЕРАТУРЫ, ИСКУССТВА, НАУКИ И ОБЩЕСТВЕННОЙ МЫСЛИ. В числе авторов «Граней» в разные годы были такие писатели и поэты как А. Ахматова, Л. Бородин, И. Бунин, З. Гиппиус, Ю. Домбровский, Б. Зайцев, Н. Лосский, А. Куприн, В. Солоухин, М. Цветаева, О. П. Ильинский.

Прежде всего встает вопрос о христианстве . <...>Христианство это то, что было, архаичность - его неотчуждаемый предикат, христианство всегда относит <...> Трудно винить в этом его лично; он имел дело как раз с,.историческим христианством ", с абстрагированием <...> рецепции христианства . <...> Т. 1: Сочинения исторические .

Предпросмотр: Грани № 135 1985.pdf (0,1 Мб)

№1 [Новая литература по социальным и гуманитарным наукам. Религиоведение: Библиогр. указ., 2012]

Исторический очерк. 1137 Шифр: 10697642 Radushev E. <...>Исторический очерк Священного города для иудаизма, христианства и ислама. 1151 Шифр: 070571112 Богораз <...>Исторический очерк. 1219 Шифр: 061651111 Бабкова В. <...> Россия 148 "исторический Иисус" и догматическая теология 556 и христология 556 Историческое время теология <...> 537 Историческое развитие религиозность типология 248 История культуры и христианство 783 История религии

Предпросмотр: Новая литература по социальным и гуманитарным наукам. Религиоведение Библиогр. указ. №1 2012.pdf (1,3 Мб)

№ 128 [Грани, 1983]

Вы знаете, что я пишу исторические очерки и не пишу, и не хочу памфлета. <...> П.** не присылает обещанные записки по одно му историческому эпизоду. <...> деятелям, он понимал ничтожество исторического величия. <...> Толстой неоднократно обличался с позиций тако го „христианства ". <...> Предлагая свой способ борьбы, Толстой исходил как из своего по нимания христианства , так и из исторического

Предпросмотр: Грани № 128 1983.pdf (0,1 Мб)

История русской книги в США (конец XVIII в. - 1917 г.)

Издательство ГПНТБ СО РАН

В монографии воссоздана история издания, распространения и использования русской книги в США с конца XVIII в. по 1917 г. Рассматриваются проблемы книжных связей России и Соединенных Штатов во взаимосвязи с развитием научных, литературных и иных контактов двух стран, деятельность русской и американской Комиссий по международному обмену изданий. Прослеживается эволюция центров русской книжной культуры на территории бывших русских владений в Северной Америке, вклад Русской православной церкви в создание книг на языках коренных народов Аляски. Описывается деятельность издающих и книготорговых учреждений, созданных в США эмигрантами из России.

Пайчадзе, доктор исторических наук Рецензенты: А.Л. Посадсков, доктор исторических наук В.В. <...> Глотов вернулся на Умнак и содействовал распространению христианства среди алеутов403. <...> О истинном христианстве 6 Тихон (Соколов, Тимофей Савельевич). <...> Еврейство и христианство . Книжный склад "Нового мира". Цена: $0.60. <...>Христианство и патриотизм.

В указатель включена информация о книгах и статьях из журналов и сборников. Издание предназначено для научной, учебной, библиографической и справочной деятельности. Каждый номер снабжен вспомогательными авторским и предметным указателями.

Изучение истории христианства в Китае, 1949 г. – начало 2000-х гг. <...> Принятие христианства по византийскому обряду в Болгарии и роль константинопольского патриарха Фотия <...> Представления о суверенитете в средневековом христианстве – Западная и Центральная Европа // Политическая <...> 2 Исторический процесс и историческая память Украина 1 Историческое краеведение научная периодика Зауралье <...> Христианско-демократические партии Франция 609 Христианско-демократический союз ФРГ 954 Христианско-социальный союз ФРГ 962 Христианство

Предпросмотр: Новая литература по социальным и гуманитарным наукам. История. Археология. Этнология Библиогр. указ. №2 2012.pdf (2,0 Мб)

Русский Север. Книга 1: Заволочье (IX - XVI вв.)

Первую из пяти книг, объединенных названием "Русский Север" и посвященных истории нашего края, автор - доктор исторических наук, профессор В. Н. Булатов - назвал "Заволочье". Она рассказывает о жизни русского и других народов Севера в IX-XVI веках. "Заволочье", как и последующие книга трилогии, готовящиеся к изданию, представляет интерес не только для специалистов, но и для широкого читателя. Доступная манера изложения обширного исторического материала позволяет" рекомендовать книгу как учебное пособие студентам, учителям, старшеклассникам.

Христианство в его византийском варианте стало государственной религией страны. <...>Христианство в пределах Архангельской епархии / / Чтения в Общ. Ист. и Др. <...> В 1526 году приняли христианство саамы, жившие близ Кандалакши. <...> Распространение христианства среди русских лопарей: исторический очерк. - Архангельск, 1900. <...> Московский князь Дмитрий Донской поддерживал про поведников христианства среди коми.

Предпросмотр: Русский Север. Книга 1 Заволочье (IX - XVI вв.).pdf (0,8 Мб)

№3 [Новая литература по социальным и гуманитарным наукам. Литературоведение: Библиогр. указ., 2012]

Является продолжением библиографических указателей "Новая советская литература по литературоведению" и "Новая иностранная литература по литературоведению". Издается ежемесячно. Содержит информацию об отечественной и зарубежной литературе по теории и истории литературоведения, литературы всех стран и народов, фольклора, поступающей в библиотеку ИНИОН РАН. Издание предназначено для использования в научной, учебной, библиографической и справочной деятельности. В указатель включены сведения о книгах и статьях из журналов и сборников. Каждый номер снабжен вспомогательными авторским и предметным указателями.

<...> <...> <...> <...>

Предпросмотр: Новая литература по социальным и гуманитарным наукам. Литературоведение Библиогр. указ. №3 2012.pdf (1,6 Мб)

№3 [Новая литература по социальным и гуманитарным наукам. Философия. Социология: Библиогр. указ., 2012]

Указатель издается с 1946 года, выходит ежемесячно. Его целью является информация об отечественной и зарубежной литературе по философии и социологии. Литература описывается в соответствии с ГОСТом 7.1-84 «Библиографическое описание документа». Описания сопровождаются аннотацией. Издание снабжено авторским и предметным указателями

Гуманизм и христианство // Гуманизм: история, современность, перспективы. – Биробиджан, 2010. – С. 45 <...> В том числе в даосизме и христианстве . 709 Шифр: 23167634 Свечкарева В. Р. <...> Ницше: новый гуманизм или переоценка христианства ? <...> наука 381, 761 Историческая эпоха 375 Исторические науки 286 Исторический метод исследования 208 Исторический <...> опыт 380 Историческое объяснение 381 Историческое познание 287, 373, 949 Историческое развитие 379 Историческое

Предпросмотр: Новая литература по социальным и гуманитарным наукам. Философия. Социология Библиогр. указ. №3 2012.pdf (1,8 Мб)

№48 [Православная община, 1998]

Журнал «Православная община» выходил с 1990 по 2000 год в издательстве Московской высшей православно-христианской школы (современное название: Свято-Филаретовский православно-христианский институт). Главный редактор журнала - священник Георгий Кочетков.

Надо понимать, что мы живем уже в другую историческую церковную эпоху. <...> Стремление "философски осмыслить христианство " (тема кан дидатского сочинения "Религиозно-философское <...> С дальнейщим распространением христианства , благодать Свя того Духа падала на более и более неподготовленную <...> В каком-то смысле церковь должна бьmа предостеречь во всяком случае народ, что Толстой исповедует христианство <...> Затем историческое художественное исследование.

Предпросмотр: Православная община №48 1998 (1).pdf (1,3 Мб)

Проблемы туризмоведения сб. материалов Междунар. науч.-практ. конференции студентов, аспирантов и молодых ученых по туризмоведению

Ростов н/Д.: Изд-во ЮФУ

Сборник содержит материалы III Международной научно-практической конференции студентов, аспирантов и молодых ученых по туризмоведению. Обсуждаются вопросы, посвященные социально-политическим аспектам формирования туристско-рекреационных регионов. Затрагиваются проблемы рекреационного природопользования и туризма. Рассматриваются вопросы краеведения, туризма и культурного наследия регионов. Основополагающей идеей при этом является объединение усилий географов, историков, экономистов, социологов для решения актуальных проблем развития рекреационных регионов России и мира. В сборнике представлены исследования студентов, аспирантов и молодых ученых из научных центров Москвы, Санкт-Петербурга, Ростовской, Астраханской, Тверской, Калининградской областей, Ставропольского края, Удмуртской, Мордовской, Карачаево-Черкесской, Северо-Осетинской республик, Республик Армении и Украины.

Очень благоприятны и культурно-исторические факторы: богатство разнообразных исторических и архитектурных <...> Это исторический , культурный и музейный туризм – обращение к произведениям искусства, знакомство с историческими <...> Здесь находятся всемирно известные исторические и туристские центры. <...> Определением места этой исторической битвы занимались многие ученые. <...> Наличие данного ресурса позволяет развивать культурно-исторический туризм.

Предпросмотр: Проблемы туризмоведения.pdf (0,3 Мб)

Развитие библиографии в Сибири (XIX в. – 1917 г.)

Издательство ГПНТБ СО РАН

Обращение к изучению истории библиографии в Сибири не является случайным. С 1980-х годов среди отечественных исследователей гуманитарного направления обозначился устойчивый интерес к рассмотрению прошлого региональных вариантов культуры и культурообразующих компонентов.«...На наших глазах, – отмечает О.Г. Ласунский, – совершается реабилитация старой русской провинции. Происходившие в ней сложные экономические, политические и духовные процессы делаются сейчас для науки предметом заинтересованного и доброжелательного толкования».

культурно-исторических процессов. <...> Великое историческое прошлое города обусловило приоритетное развитие исторической отрасли отраслевой <...> Словцова, протоиерея, историка церкви и христианства в Сибири А.И. Сулоцкого, исследователя Н.М. <...> Сизинцева // Историческое краеведение: по материалам II Всесоюзной конференции по историческому краеведению <...> Занимался краеведением, историей христианства в Сибири, изучал сибирские церковные древности.

Предпросмотр: Развитие библиографии в Сибири (XIX в. – 1917 г.).pdf (0,1 Мб)

№9 [Посев, 1986]

сейчас в атеистической тота литарной системе есть жизнь, где открытое испове дание принадлежности к христианству <...> Содержание материло* политические, социальные, исторические , философ ские, религиозные и др. темы. <...> Истории повторяется в другой стране и дру гой исторической обстановке. <...> У Гитлера - согласно Федото ву - тот же экономический материализм (и ненависть к христианству , к а к <...>Исторические обстоятельства, в к о т о р ы х вынуждены были существовать православ ные Церкви восточной

Предпросмотр: Посев №9 1986.pdf (1,3 Мб)

Введение в профессию. Курс лекций.

Институт законоведения и управления Всероссийской полицейской ассоциации

Юриспруденция – это одна из отраслей социальных наук, изучающая закономерности становления, развития и функционирования правовой сферы общества, его компонентов и элементов. Главное назначение курса «Введение в профессию» ознакомить начинающих студентов с их будущей профессией юриста; помочь им сориентироваться в обучении, ознакомить с организацией учебного процесса; привить интерес к профессиональной деятельности юриста; дать общее представление об особенностях работы юристов в различных сферах государственной и общественной жизни; ознакомить с теми требованиями, которые предъявляются к юристам при устройстве их на государственную службу или на работу в коммерческие структуры. В предлагаемом читателю учебном пособии рассмотрены следующие темы: Юрист в жизни общества, Основная юридическая терминология, История юриспруденции Юридическая профессия. Виды юридических профессий и требования, предъявляемые к ним, Профессиональные навыки юриста, Этические и психологические основы деятельности юриста.

Монтескье связывает государственные и правовые институты с определенной исторической обстановкой. <...> Сам исторический процесс, в таком случае, 42 Аверин М.Б. Никитин П.В. Федорченко А.А. <...> Так, в Германии местный традиционализм приводит к появлению исторической школы права. <...> Он считал, что право, его состояние обусловлены существующими историческими предпосылками. <...> согласно мнению Рунича (см.), книгу К.: "Право естественное" (СПб., 1818) "противоречащей явно истинам христианства христианства в книге Л. Толстого «В чем моя вера?» <...> <...> <...> <...>

Рассматривается влияние, которое книга Л. Толстого «В чем моя вера?» оказа- ла на взгляды Ф. Ницше. Анализируются выписки из этой книги, которые Ницше делал в своей рабочей тетради, и их отражение в его трактате «Антихрист». По- казано, что после прочтения книги Толстого Ницше стал позитивно оценивать учение Иисуса Христа, а историческое христианство он стал понимать как ради- кальное искажение этого учения.

Критика исторического христианства в книге Л. Толстого «В чем моя вера?» <...> Исходное и самое принципиальное в учении Толстого – это его общая оценка исторического христианства , <...> исключительно отрицательный характер, причем Ницше не видит никакого различия между историческим христианством <...> С. 101 – 102. 26 Нужно отметить, что в своей критике исторического христианства Ницше мог опираться на <...> , «Антихрист», учение Иисуса Христа, историческое христианство .

Творчество Д.С. Мережковского (1865–1941) было и остается предметом споров и взаимоисключающих оценок. Направленная в его адрес критика со стороны современников была вызвана, в частности, контрастным соединением в его сочинениях глубинных проблем религиозной онтологии и антропологии с попыткой разрешить их при помощи сухого схематизма и метафорического языка. Вместе с тем острота полемики о творчестве Мережковского лишь подчеркивает ту видную роль, которую он сыграл в так называемом религиозно-культурном возрождения в России конца ХIХ в. В этом были согласны такие авторитетные историки русской философии, как Н.А. Бердяев, В.В. Зеньковский, Н.О. Лосский, Г.В. Флоровский, С.А. Левицкий и др

христианства , а с ним – всего мира. <...> Поэтому Мережковский призывает отказаться от изжившего себя исторического христианства и перейти к «новому <...> Как полагает Мережковский, язычество и историческое христианство страдали «бесконечным раздвоением» духа <...> и плоти: если языческий мир погиб от абсолютизации плоти, то историческое христианство обречено на гибель <...> Мережковский критикует историческое христианство за то, что оно фактически срослось с государством.

Статья посвящена особенностям философской концепции Д.С. Мережковского в период эмиграции. Освещает сложную творческую манеру писателя, ассимилировавшего разноплановые слои мировой философской и художественной культуры.

Историческое Бытие мира трехчастно. <...> , историческое Христианство . <...>Историческое Христианство станет тогда органической частью всемирной Церкви; оно сольется с апокалиптическим <...>Христианством . <...> Апокалиптическое Христианство , таким образом, завершит историческое Христианство »3.

Особенности соотношения латиноамериканской литературы и христианства в решающей мере обусловлены спецификой той роли, которую оно сыграло в истории латиноамериканской культуры в целом. Эта роль была весьма сложной и неоднозначной Открытие Америки стало величайшим историческим «вызовом» (А.Дж. Тойнби) христианству, который заставил представителей католической Европы подвергнуть кардинальному переосмыслению средневековый вариант христианского мировоззрения и вновь обратиться к истокам собственной веры.

Открытие Америки стало величайшим историческим «вызовом» (А.Дж. <...> , во вполне определенном культурно-историческом и природно-географическом контексте. <...> При распространении христианства за пределы этого ареала, в иных природных зонах и культурно-исторических <...>христианстве . <...>христианства .

Внимание к религиозно-философскому и художественному наследию Вл. Соловьева сохранялось у Г.И. Чулкова на протяжении всей жизни. Взаимоотношению, взаимопроникновению творчества этих писателей посвящена данная статья.

Свою критику мировоззрения и поэтического наследия Соловьева Чулков по сути обращает к историческому <...> Перебросить через эту пропасть мост не сумел Соловьев, как не сумело это сделать и исторической

«Конечно, - оговаривается Михайлов, - мы не смеем идентифици ровать общественно-историческую организацию <...> Тот, кто верит, что этот мир - могила, мир мертвых, что только смерть - воскресение (историческое христианство <...> Смерти нет, - учит христианство , - есть жизнь вечная. <...> Откуда у Михайлова столь странный взгляд на историческое христианство ? Но таков его взгляд. <...>христианство , которое и довело человечество до царства науки».

М.: ПРОМЕДИА

Религиозный реформизм проявляется в периоды исторического обновления. В России в 1905 г. в реформистских структурах появи- лись группы «свободного» или «социального христианства». Один из его руководителей еп. Михаил (Семенов) планировал создать новую, свободную церковь. Свободное христианство опиралось на программы, которые имели религиозное обоснование социальных требований. Какая из программ принадлежала Михаилу (Семенову)? Почему «неохристиане», поддержавшие «голгофское христианство», затем отка- зались от содействия «голгофцам»? Автор сопоставляет варианты программ и решает эти вопросы.

ЛитеРатуРа 1 . вагин в. исторические сведения о деятельности графа М.М. сперанского в сибири с 1819 <...> ун-та. серия: гуманитарные науки. якутск, 1994 . с. 54–62 . 10 . сборник императорского Русского исторического <...> Томск, 1982 . с. 153–164 . 13 . томсинов в.а. светило российской бюрократии: исторический портрет М <...> Москва e-mail: irinavoronc@yandex .ru Религиозный реформизм проявляется в периоды исторического обновления <...> Между тем исторические документы (программы) истории развития этого направления, на треть состоят из

Философия религии в русской метафизике XIX - начала XX века

М.: Изд-во ПСТГУ

Данная работа представляет собой первое в отечественной историко-философской литературе систематическое исследование становления философии религии в русской метафизике XIX - начала XX в. В ней прослеживаются главные этапы формирования и развития основных идей, концепций и методологических подходов, предложенных русскими философами метафизической ориентации в области философии религии, осуществляется их комплексный анализ. Автор показывает, каким образом и почему в рамках этой философии на протяжении XIX - начала XX в. было осуществлено последовательное переосмысление как основных религиозных понятий и представлений, так и соответствующей этим понятиям и представлениям церковной практики. Разработанные русскими мыслителями методы и подходы сопоставляются с развивавшимися параллельно западными концепциями.

Но понимание христианства в его самобытности, т. е. в единстве доктринального и исторического в нем6 <...> стороны, «христианство - результат и итог исторического 1 Соловьев В.С. <...> По Трубецкому, однако, христианство , хотя и необъяснимо без своих исторических корней, в то же время <...>Историческое откровение христианства предстает тогда как «относительное и временное». <...> Для исторического христианства характерно, по Мережковскому, «противоречие метафизики и мистики»4.

Предпросмотр: Философия религии в русской метафизике. .pdf (0,1 Мб)

Разгадка М. Бахтина

Книга содержит анализ основных философских, методологических и литературно-эстетических идей, составляющих ядро научного наследия Михаила Бахтина, широко известного русского филолога и мыслителя XX века. Автор исследует связь открытий М.Бахтина с феноменологической и неокантианской традициями, разбирает ключевые понятия бахтинского наследия: диалогизм, монологизм, полифония, карнавализация, многоголосье, амбивалентность, официальная и смеховая культура, хронотоп, свое и чужое слово. Особое внимание уделяется проблемам металингвистики и речевой деятельности. При этом А.Панков обращает внимание на парадоксы и дилеммы, возникающие в концепции М.Бахтина в связи с обращением последнего к вопросам, требующим системного подхода. В этой связи для трактовки теоретического материала привлекаются малоизвестные концепции российских методологов, активно работавших в 50-80-е годы в области Обшей Теории Деятельности (работы Г.П.Щедровицкого и других). Существенное место отведено бахтинскому пониманию жанров, "поэтического языка", истории романа. В книге говорится о художественном мироощущении как предмете литературоведческого исследования и о роли литературоведения в процессах воспроизводства литературной деятельности. Особое внимание уделено категории "рефлексия" и "рефлексивным" мотивам в творчестве М.Бахтина. Выявлено своеобразие бахтинского взгляда на средневековую культуру и творчество Достоевского.

Сам будучи «не от миа сего», он в тс ж е время был слишком склонен подчркивать земную, историческую и <...>Историческое христианство явило, по Соловьеву, высо чайшие примеры личной святости, но социальная миссия <...>христианства была нарушена на заре христианства разъе динением церквей. <...> Великое историческое призвание России, от которого только и получат значение ее ближайшие ^задачи, есть <...>христианства .

Проблему духа и плоти (природа, общество и его институты, культура и т. п.) Мережковский рассматривает под заметным влиянием Ф. Ницше (отрицание христианства как "религии рабов", "религии страданий") и особенно В. В. Розанова (мистика пола). Как полагает Мережковский, язычество и историческое христианство страдали "бесконечным раздвоением" духа и плоти: если языческий мир погиб от абсолютизации плоти, то историческое христианство обречено на гибель вследствие абсолютизации духа. Традиционное христианство, с его точки зрения, приобрело монашеский уклон, ушло от мира и тем самым разъединило Христа и мир; оно рассматривает плоть как нечто "грешное" и "дьявольское", направлено на ее умерщвление, аскетизм в нем из средства стал целью, а жизнь отрицается во имя смерти. Мережковский считает необходимым восстановить плоть в своих правах, соединить язычество и христианство, плоть и дух и прийти к "духовной плоти", Святому Духу и Святой Плоти.

Борьба духа и плоти проявилась, по Мережковскому, в "двух вершинах русской культуры" - Л. Толстом и Достоевском. Он считает, что Толстой ("тайновидец плоти") и Достоевский ("тайновидец духа") как раз и идут по пути сближения духа и плоти (Толстой - от плоти к духу, Достоевский - от духа к плоти), но останавливаются на этапе художественного созерцания. Мережковский приходит к выводу, что творчество Толстого и Достоевского знаменует собой не только конец русской литературы (поскольку оно - высшая точка в развитии русской культуры, далее может быть только спад), но также начало конца русской жизни и всемирной истории. Поэтому он провозглашает необходимость перехода от созерцания духа и плоти к реальному их объединению в русле требований Третьего Завета.

Внешне схоластические рассуждения Мережковского о духе и плоти имели довольно конкретную культурно-историческую основу. Умозрительный конфликт духа и плоти был отражением реального антагонизма религии и культуры, религии и жизни. По сути, в рамках данной проблемы обсуждался вопрос, в какой мере религия, церковь вправе ограничивать "все многоцветие жизни", влиять на свободу человека, его право оставаться самобытным и оригинальным. Так, Н. В. Гоголь пытался решить эту коллизию на пути "воцерковления культуры", т. е. полного подчинения культуры и человека церкви. Мережковский предлагает несколько иной вариант: он стремится не столько возвысить реального человека до религиозного идеала, оставив все грешное и плотское за границами церкви, сколько сделать человека со всей полнотой его жизненных сил неким новым идеалом новой церкви. В этом контексте вопрос пола приобретает для Мережковского принципиальное значение. Если в традиционном христианстве половая жизнь оценивалась как нечто враждебное или нейтральное вероучению и в Царство Божие душа попадала бесполой, то в религии Третьего Завета основой Божественного Общества должны были стать половые отношения, понимаемые как человеко- и бого-познание ("святое сладострастие").

Проблема отношения церкви к государству, будучи традиционной для христианской мысли, рассматривается Мережковским с позиции радикального мистического анархизма, близкой к идеологии раннего христианства. Отправная точка в его рассуждениях на эту тему - религиозно понятая свобода, проходящая, условно говоря, три стадии. На первой - в языческой культуре, когда человек еще не знал Христа, - государство и общество совпадали, личная свобода целиком сосредоточивалась в государстве. С возникновением христианства государство утрачивает свой "абсолютный смысл", поскольку появляется противоположный ему полюс в лице церкви. На этом этапе свобода, завещанная Христом, уже не вмещается в политические формы и перемещается в церковь, где способна расшириться до вселенских размеров. Но такое промежуточное состояние не может удовлетворить человека, он стремится преодолеть власть государства, ограничивающего его свободу, и перейти к Боговластию, Теократии, которая является единственно возможной формой Царства Божия.

(Дмитрий Мережковский: исповедание Третьего Завета) Полон чистою любовью, Верен сладостной мечте, A.M.D. своею кровью Начертал он на щите. А.С. Пушкин

В Новом Завете рассказывается такой эпизод. Когда апостол Павел
прибыл в Афины проповедовать учение Христа, то «некоторые из эпикурейских
и стоических философов стали спорить с ним; и одни говорили:
«что хочет сказать этот суеслов?», а другие: «кажется, он проповедует
о чужих божествах», потому что он благовествовал им Иисуса и воскресение.

И, взяв его, привели в ареопаг и говорили: можем ли мы знать,
что это за новое учение, проповедуемое тобою? …

И, став Павел среди ареопага, сказал: Афиняне! По всему вижу я,
что вы как бы особенно набожны.

Ибо, проходя и осматривая ваши святыни, я нашёл и жертвенник,
на котором написано: «неведомому Богу». Сего то, Которого вы,
не зная, чтите, я проповедую вам». (Деяния. 17, 18, 22-23).

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Всю свою жизнь Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865 -1941) только
тем и занимался, что искал этого Неведомого Бога и проповедовал
Его со всею страстью, какая только была ему отпущена. Нашёл ли
он Его – об этом знает только этот Неведомый Бог. Кем был этот
Бог? На этот вопрос в разные периоды своей жизни он давал разные
ответы, называя его то Христом, то Богом Третьего Завета – Св.
Духом, то Богом символической Троицы («Тайна Трёх»). Дело не в
именах – дело в самой вере и непрерывных исканиях. Мережковский
близок нам не только своими размышлениями о смысле жизни, о смысле
бытия, – можно сказать, в этих вопросах он ещё и не очень-то разбирался,
– но тем, что он искал высшей Истины и по мере сил нашёл её. Атомный
кризис – страх перед выступлениями Мао Цзедуна, размахивавшего
атомной бомбой в семидесятых годах, – конечно, этого Мережковский
не мог видеть. Равно, как и сегодняшнюю революционную ситуацию
в России. Но он видел другое: революция 17 года в обеих своих
ипостасях для него была символом общерусской катастрофы.

Уже в зрелые годы, будучи в эмиграции, он писал:

«Страдать и любить я готов до конца И знать, что за подвиг не будет венца» (1923 г.).

С 90-х годов XIX века и до самой смерти, уже во время второй мировой
войны, Мережковский неизменно был в центре внимания сначала русской,
а позднее международной общественности. Его проза и публицистика
уже при жизни были переведены на десятки языков, не только европейских,
но и азиатских. А его авторитет распространялся по всему миру,
не зная государственных границ. На праздновании его семидесятилетия
в Париже в 1935 году присутствовали члены французского правительства,
в том числе министр культуры – Гастон Раже, писатели из многих
крупных европейских стран. Мережковского трижды выдвигали на Нобелевскую
премию, – впрочем, не присудили ни разу, каждый раз находились
«веские причины», чтобы выбор был сделан иначе. Однако в других
знаках отличия, включая ордена и иные правительственные награды
разных государств, недостатка не было.

Глядя со стороны, можно сказать, что Д.С. Мережковский, также
как и неразлучная его подруга жизни Зинаида Николаевна Мережковская
(Гиппиус) прожили внешне необычайно благополучную и даже счастливую
жизнь (52 года брака без единой отлучки друг от друга не более,
чем на один день. Неизвестно ни одного письма или вообще какой-либо
переписки Д.С. и З.Н., хотя их общий архив не освоен до сих пор.),
особенно, если сравнить её с перипетиями судьбы большей части
русских писателей – эмигрантов, чья жизнь пришлась на ту же зубодробительную
историческую эпоху. Долголетие, крепкое здоровье до глубокой старости,
сравнительная материальная обеспеченность на протяжении всей жизни,
всемирное признание, знакомство с самыми влиятельными людьми мира
сего… . И вместе с тем постоянная бесприютность – и материальная
(эмиграция), и главное – духовная.

Вот что пишут о Д.С. некоторые мемуаристы: «Мережковский всегда
казался мне более духовным, чем физическим существом. Душа его
не только светилась в его глазах, но как будто просвечивала через
всю его телесную оболочку». (И Одоевцева «На берегах Сены»).
Или: «Как бы ни относиться к духовности Мережковского, начала
природного, земляного и плотского в нём уж очень мало, пожалуй,
совсем не было. Оба они – и он, и Зинаида Гиппиус – так и прошли
через всю жизнь особыми существами, полутенями, полупризраками».
(Б.К. Зайцев «Памяти Мережковского. 100 лет»).

Основной массив творчества Мережковского составляет его историческая
проза. Начав как историк – прозаик в конце XIX века романом «Юлиан
Отступник», он и закончил свою деятельность, умерев буквально
с пером в руке, не успев дописать последний исторический очерк
«Маленькая Тереза». Но изображение исторических фактов, тех или
иных персонажей как реальных, так и выдуманных никогда не было
для автора не то, чтобы самоцелью, но и вообще являлось второстепенным
элементом повествования. История под его пером – это некоторое
Действо, литургия, мистерия. Это то, что совершается во имя неких
провиденциальных целей героями, олицетворяющими мистический опыт
автора в постижении всего этого загадочного процесса.

Оценки различных исторических событий и трактовка их на протяжении
творческого пути автора подчас неоднократно менялись, порой на
диаметрально противоположные. Неизменным оставалось одно – взгляд
на них с точки зрения не участника истории, а как бы её творца,
основывающегося на узловых моментах исторического процесса, словно
ориентирующегося по звёздам в глубокой ночи. Эти звёзды определяют
и судьбы грядущих эпох, и само движение корабля, и курс, по которому
он следует. Каждая из исторических работ Мережковского, какой
бы эпохе она ни была посвящена (а размах его огромен – от Атлантиды
и Древнего Египта до современности), – лишь звено в огромной цепи
непрерывного и непрестанного художественно-философского исследования
мира и Бога, человека и человечества, которое проводит их автор,
создавая свою концепцию мироздания, его цели и смысла.

«Противоречия разрушают систему, ослабляют проповедь, но утверждают
подлинность переживаний, – писал Мережковский в предисловии к
своему последнему собранию сочинений, увидевшему свет в России.
– Как ни соблазнительно совершенство кристаллов, следует предпочесть
несовершенный, неправильный, противоречивый извне и противоречивый
изнутри побеждающий рост растения. Я не хочу последователей, учеников….,
– я хотел бы только спутников. Не говорю: идите туда; говорю:
если нам по пути, то пойдём вместе». Кстати, одну из книг своей
историко-философской эссеистики он так и назвал: «Вечные спутники».

Призыв к интеллектуальной раскованности, к свободе мысли необычайно
близок нам именно сегодня – и здесь сам Мережковский стал для
нас таким же вечным спутником. «Я не имею притязания давать людям
истину, – писал он, – но надеюсь: может быть, кто-либо вместе
со мною пожелает искать истины. Если да, то пусть идёт рядом по
тем же извилистым, иногда тёмным и страшным, путям; делит
со мною иногда почти безысходную муку тех противоречий, которые
я переживал. Читатель равен мне во всём; если я вышел из
них – выйдет и он».

…. В романе «Антихрист» («Пётр и Алексей»), который посвящён
истории России при Петре I, есть эпизод, изображающий тягостную
для отца и сына сцену одного из допросов Петром царевича Алексея
(А мы можем подумать как Сталин или Ягода, или Ежов… – допрашивали
в подвалах НКВД Зиновьева, Каменеве, Бухарина…) . «Они, – пишет
автор, – молча смотрели друг другу в глаза одинаковым взором.
И в этих лицах, столь разных, было сходство. Они отражали и углубляли
друг друга, как зеркала, до бесконечности».

Не меньше, чем о героях романа говорит этот образ и о его создателе.
Небо и Земля, Запад и Восток, Христос и Антихрист, дух и плоть,
вера и сомнение, государственность и народность, революция и религия
– бесчисленные зеркала, отражающие, преломляющие, множащие ракурсы
восприятия, охватывающие удивительно разнообразный и противоречивый
материал, переплавляемый писателем в тигле своего сознания, своей
души. Таков Мережковский сознательно. Таков, видимо, и бессознательно.
Как при его жизни, так и после смерти, писателя часто упрекали
в схематичности, в умственном конструировании надуманных оппозиций
при рассмотрении исторических явлений, в сухости и холодности
изображения.

В своей «Автобиографической заметке», написанной ещё до революции
1917 года, Д.С. частично признаёт эти упрёки, но в ответ говорит,
что для него всё это совершенно естественно, что он «не сочиняет»,
не придумывает нарочно, а просто не может мыслить и чувствовать
иначе.

Среди самых главных, самых мучительных для него вопросов – вопрос
о судьбах культуры. О месте разумных и подлинно человеческих начал
в бесконечных изломах и противоречиях исторического процесса.
Порой при чтении его работ кажется, что мир «сдвинулся с места
и в безумной фантастичности переживает вихрь антитез, тоски и
ожидания кончины», как заметил один из современников писателя
(Б. Грифцов. «Три мыслителя». Москва, 1911, стр. 125).

Острейшее чувство «финала». Мысль о завершении мировой истории
буквально пронизывает всё творчество Мережковского, делает его
необычайно созвучным нашему времени, позволяя с апокалипсической
ясностью взглянуть на путь всемирной культуры, дать прямо-таки
пронзительные оценки её высшим достижениям и творцам. Поскольку
смотрит он на них с высоты «последних вершин». Европейскую известность
принесла писателю его трилогия исторических романов «Христос и
Антихрист». Именно здесь он впервые попробовал проложить себе
курс в истории, ориентируясь по самым ярким звёздам. В трилогии
это римский император Юлиан, прозванный Отступником (роман «Смерть
богов»), Леонардо да Винчи («Воскресшие боги») и Пётр I («Антихрист»).

Содержание трилогии, впрочем, далеко выходит за жёсткие рамки
той идейной схемы, которая обозначена в названиях вошедших в неё
произведений, а зачастую прямо противоречит ей. В те годы Мережковский
считал, что всемирная история развивается как непрерывное противостояние
языческого и христианского начал (разумеется, со времени возникновения
последнего). При этом языческое отождествлялось с земным, а христианское
– с небесным. Непрерывная борьба духа и плоти как бы и выражала
движение исторического процесса. Эта концепция легла в основу
и его капитального исследования «Л. Толстой и Достоевский», где
Толстой назван «ясновидцем плоти», а Достоевский – «ясновидцем
духа». С годами писатель освободился от таких резких антиномий,
поэтому от романа к роману стиль его становится более совершенным,
ёмким, многосмысленным. Но и, конечно, поражает колоссальная
эрудиция автора, его умение вникнуть в мельчайшие детали быта
изображаемых эпох.

З. Гиппиус писала в дневниках, что для полноценного ознакомления
с материалом для очередного произведения Мережковский считал необходимым
хотя бы ненадолго выехать на «место действия», осмотреть места,
которые будут изображены, по возможности пообщаться с местными
жителями.

Образ императора Юлиана, сделавшего последнюю отчаянную попытку
остановить распространение христианства (христианство в те годы
представлялось Мережковскому как своего рода полу – дьявольское
нашествие), возродить древние языческие верования в конце XIX
века вызывал интерес не только у Мережковского: судьбы язычества
и христианства были в центре духовных исканий эпохи (как и сейчас).
Г. Ибсен также обратился к фигуре Юлиана в пьесе «Кесарь и галилеянин»,
затронув в ней проблемы, в общем, сходные с волновавшими Мережковского.

Судьба язычества в «Смерти богов» осмысливается как судьба культурного
наследия перед лицом наступающего варварства, роль которого в
романе исполняет ещё совсем исторически «молодое» христианство
с его строгой аскезой, проповедью неприятия земной жизни, а вместе
с ней и языческой культуры.

Сам автор во многом на стороне Юлиана, наделяет его собственным
трагическим мироощущением, тоской по уходящим в невозвратное прошлое
красоте и величию античной культуры. «Если нет ни чудес, ни богов,
вся моя жизнь – безумие,– признаётся в романе одному из своих
собеседников Юлиан.– …А за мою любовь к обрядам и гаданиям древности
не суди меня слишком строго. Как тебе это объяснить – не знаю.
Старые, глупые песни трогают меня до слёз. Я люблю вечер больше
утра, осень – больше весны. Я люблю всё уходящее. Я люблю благоухание
умирающих цветов… Мне нужна эта сладкая грусть, этот золотистый
и волшебный сумрак. Там, в далёкой древности, есть что-то несказанно
прекрасное и милое, чего я больше нигде не нахожу. Там сияние
вечернего солнца на пожелтевшем от старости мраморе. Не отнимай
у меня этой безумной любви к тому, чего нет! То, что было, прекраснее
всего, что есть. Над моею душою воспоминание имеет большую власть,
чем надежда…». Разумеется, и возвышенный поэтический стиль прозы
Мережковского этого периода, подчас отдающий безвкусицей, и само
трагическое мировосприятие идут от увлечения возвышенной риторикой
Ф. Ницше – общепризнанного кумира эпохи рубежа XIX – XX веков.

В книгах, статьях, стихах Мережковского того времени культура
предстаёт и неизменно остаётся непреходящей ценностью. В образах
самих её созданий она выглядит чем-то хрупким, почти прозрачным,
как дорогой старинный фарфор, одновременно демонстрируя свою двойственность,
несущую семена разрушения. Это и придаёт ей символику духовного
трагизма.

Юлиан, изображённый Мережковским в романе, с самого начала знает,
что его дело обречено, что его бунт против христианства бесперспективен.
Более того – понимает даже и то, что христианство «прогрессивнее»
и шире язычества, но отказаться от своей веры не может и не хочет,
идя во имя неё на сознательную гибель. Но и погибая, Юлиан убеждён,
что протест его не бессмыслен, что, даже идя против всех, он исполняет
какое-то высшее предназначение. Интуитивно автор предчувствует,
рассматривая образ Юлиана, фигуры Наполеона, Гитлера, Муссолини.
Примерно в это же время Мережковский в своих стихах писал:

И смерть, и жизнь – родные бездны: Они подобны и равны, Друг другу чужды и любезны, Одна в другой отражены. (….) И зло, и благо – тайна гроба. И тайна жизни – два пути. Ведут к единой цели оба. И всё равно, куда идти. (1901 г.).

«Я ничего не боюсь: гибель моя будет торжеством моим… Слава отверженным,
слава побеждённым!» – Восклицает в романе Юлиан. Нетрудно заметить,
что такого рода мысли совершенно чужды той эпохе, которую изображает
Мережковский. Латинская поговорка гласит: vae victis!, то есть
«горе побеждённым», а вовсе не слава, как якобы говорит Юлиан
под пером автора. Очевиднее всего здесь просматривается общеромантический
пафос молодого автора. Как не вспомнить байроновских бунтарей.

Любопытно, что примерно в это же время З. Гиппиус писала в одном
из своих программных стихотворений:

Дерзновенны наши речи, Но на смерть обречены Слишком ранние предтечи Слишком медленной весны.

: Очевидно и другое: печать иного времени, иного подхода, в большей
мере эстетического, чем морального, по формуле Достоевского, что
«красота спасёт мир». Разумеется, в творчестве Мережковского этого
периода нет и намёка на рассмотрение чего бы то ни было и с социально–
политической точки зрения. Близкие как народничеству, так и нарождающемуся
марксизму категории классовой борьбы, общественного сознания Мережковскому
тех лет совершенно чужды.

Впрочем, увлечение чистым эстетизмом было для писателя недолгим.
Уже во второй части трилогии он всё больше и больше «идеологизирует»
свою прозу. Роман «Воскресшие боги», посвящённый жизни и судьбе
гениального мастера итальянского Возрождения – Леонардо да Винчи,
– одна из вершин творчества Мережковского. Видимо, сама читаемая
его книга и поныне.

«Всё было для него живым: вселенная – одним великим телом, как
тело человека – малою вселенною. – размышляет автор о сокровенной
тайне образа Леонардо. – Он подобен был человеку, проснувшемуся
в темноте, слишком рано, когда все спят. Одинокий среди ближних,
писал он свои дневники с сокровенными письменами для дальнего
брата…».

Здесь, видимо, нужно сделать небольшое пояснение: как известно,
многие рукописи Леонардо написаны как бы «зеркальным письмом»,
так что прочесть их можно, только пользуясь отражением в зеркале.
Это ставило в тупик исследователей его творчества ещё пятьсот
лет тому назад.

Название романа «Воскресшие боги», по концепции Мережковского,
должно выражать своего рода историческое возмездие за гибель того
дела, которому был предан Юлиан. Леонардо был призван «отомстить»
«историческому» христианству за поражение языческой культуры.
Но и сам образ великого художника постоянно двоится: две бездны
в душе Леонардо – бездну верхнюю и бездну нижнюю – соединяет в
неразделимое целое, вызывающее и ужас, и восторг одновременно.
(В «Комедии» Данте сам автор и Вергилий, его проводник, спускаясь
в самые глубины ада, – в итоге оказываются на вершинах Чистилища
и даже Рая. Земля шарообразна, и чем больше мы идём вглубь, тем
ближе к новому полюсу, новой вершине.)

Так воспринимает Леонардо его ученик Бельтраффио, от лица которого
ведётся значительная часть повествования: «Вечером показывал мне
множество карикатур не только людей, но и животных – страшные
лица, похожие на те, что преследуют больных в бреду. В зверском
мелькает человеческое, в человеческом – зверское, одно переходит
в другое легко и естественно до ужаса. … И всего ужаснее то, что
эти уроды кажутся знакомыми, как будто где-то уже видел их, и
что-то есть в них соблазнительное, что отталкивает и в то же время
притягивает, как бездна. Смотришь, ужасаешься – и нельзя оторвать
от них глаз так же, как от божественной улыбки Девы Марии». Это
мнение, впрочем, далеко не одного Бельтраффио. Его разделяет и
сам автор романа.

Наглядным воплощением этой двойственности мировосприятия стала
знаменитая Джоконда – венец творчества художника. Как известно,
отсутствие достаточно известных фактов о модели, послужившей основой
для портрета, породило в искусствоведении множество противоречивых
гипотез и предположений. Часть из них зафиксирована и в романе.

Однако нас поражает не это. (В конце концов, романист имеет право
на художественный вымысел). Удивляет сегодня другое. Силой художественной
интуиции Мережковский угадал одно из сенсационных открытий нашего
времени, когда японские исследователи с помощью современной компьютерной
техники смогли установить тот факт, что Джоконда – не что иное,
как своеобразный портрет Леонардо да Винчи в женском обличии.

А в романе, написанном более чем за восемьдесят лет до гипотез
такого рода, Мережковский от лица Бельтраффио говорит: «как будто
всю жизнь, во всех своих созданиях, искал он отражение собственной
прелести и, наконец, нашёл в лице Джиоконды… Как будто мона Лиза
была не живой человек, не супруга флорентинского гражданина мессэра
Джиоконда, обыкновеннейшего из людей, а существо, подобное призракам,
вызванное волей учителя, – оборотень, женский двойник самого Леонардо».

Его универсальный гений, по мысли автора, настолько всеобъемлющ,
что преодолевает не только границы стран, эпох и идеологий, но
и возвышается над полом – сексуальностью – как порождением плоти;
не застывает в рамках мужского или женского, также как и в любых
других рамках. И вот в этом романе на одно из первых мест впервые
у Мережковского выдвигается вопрос о взаимоотношениях личности
и общества.

Спокойно ближних зло приемлю, Любовью дальних окружён, -

мог бы, наверное, вслед за поэтом Иваном Рукавишниковы сказать
Леонардо да Винчи в «Воскресших богах». Устремляясь своим творчеством
к разрешению вечных загадок бытия, художник может быть почти безразличным
к заботам дня текущего. С одинаковым равнодушием Леонардо оказывается
на службе то одного, то другого князя, – то печально знаменитого
тирана Цезаря Борджиа, то французского короля Франциска I. Более
того, под пером Мережковского у Леонардо Цезарь Борджиа, как и
его отец, – римский папа Александр VI –вызывают какой-т особый
пристальный интерес как своеобразные диковинные породы живых существ,
наделённых загадочным обаянием зла.

И здесь ощутима романтическая традиция поэтики антиэстетического
и даже противоестественного, идущая от Эдгара По, бодлеровских
«Цветов зла». Леонардо выглядит в романе человеком, словно созданным
для иного мира, с иными понятиями о прекрасном и безобразном,
добром и злом. В свете этих представлений образы земного мира
выглядят, так сказать, недостаточными, почти неполноценными, вызывающими
скорее грустную улыбку, чем желание что-либо изменить.

Леонардо поэтому и существует, как бы не вполне воплотившись,
живёт, замкнувшись в своём внутреннем одиночестве, словно обходя
стороной тревоги и радости земные, глядя на них из своего «прекрасного
далёка». Тем не менее, горделивые притязания земных царей не вызывают
симпатий ни у автора романа, ни у его героя. «Мне кажется, не
тот свободен, кто, подобно Цезарю (Борджиа– Г.М.), смеет всё,
потому что не знает и не любит ничего, а тот, кто смеет, потому
что знает и любит. Только такою свободою люди победят зло и добро,
верх и низ, все преграды и пределы земные, все тяжести, станут
как боги…». Здесь, конечно, и аллюзия сверхчеловека Ф. Ницше («По
ту сторону добра и зла»), и намёк на то, что именно в бумагах
Леонардо был найден проект летательного аппарата наподобие современного
вертолёта.

Леонардо да Винчи означает, собственно говоря, – родом из местечка
Винчи, но одновременно это слово происходит от латинского «vinci,
vincere – побеждать». Леонардо – «победитель». Своего рода антитеза
Христу – богочеловеку, Человекобог. Эта тема была одной из ведущих
в философских дискуссиях первых двух десятилетий ХХ века. Через
тридцать лет, вернувшись к образу Леонардо, Мережковский в речи
на конференции по культуре во Флоренции «Леонардо да Винчи и мы»
(1932 год) сказал, обращаясь к своему творчеству начала XX века:
«Я думал тогда, как и теперь многие думают,…что Данте ошибся:
нет ада, есть только другой, неиспытанный рай; нет дьявола, есть
только другой, ещё неузнанный Бог; нет антихриста, есть только
другой, ещё не пришедший Христос; первый – наполовину Спаситель,
а на другую половину – второй, тот, кого христиане называют «Антихристом».
Вся, некогда христианская, ныне языческая, культура, от своего
начала до конца, от Винчи до Гёте, – «мир сей», казалось мне,
в Евангелие Христа не вмещается; но вместится в «Евангелие Антихриста».
Истина совершенная и заключается будто бы в том, чтобы соединить
верхнее небо с «нижним». Христа с Антихристом. Этого-то соединения
предтечей и был для меня Леонардо да Винчи. Первым героем моим
был Юлиан Отступник; вторым – Леонардо, тоже Отступник».

Как мы постарались показать, Мережковский за прошедшие годы коренным
образом изменил мнение о своих главных и любимых героях: «Всё
это кажется мне, после тридцатилетнего опыта, после Войны и безымянного
русского Ужаса, таким кощунством, такой смешной и страшной нелепостью,
что мне трудно говорить об этом, хотя бы только наружно спокойно».
И он заключает свою речь строгим приговором: «Человек с двоящимися
мыслями не твёрд на всех путях своих» (Иак., 1,8). И более того:
«Имени Его (Христа – Г.М.) не знают или не хотят знать, Винчи
и Гёте; Данте знает, и мы могли бы от него узнать». Такого рода
радикальное переосмысление своей позиции связано у Мережковского,
несомненно, с опытом мировой войны и революции в России. Но более
подробно мы поговорим об этом в дальнейшем, а пока обратимся к
третьей части трилогии – роману «Антихрист». Всё, что было недосказано
Леонардо, – доскажет будущая Россия, к этой мысли подошёл писатель
в конце романа «Воскресшие боги». И не такой уж невозможной выглядит
введённая в повествование сцена встречи безвестного русского иконописца
с гениальным итальянским мастером во время визита русского посольства
великого князя Василия Иоанновича к Франциску I. В русско-византийской
иконописи, по Мережковскому, видится Леонардо «сила веры, более
древняя и вместе с тем более юная, чем в самых ранних созданиях
итальянских мастеров, Чимабуэ и Джиотто; было смутное чаяние
великой, новой красоты, – как бы таинственные сумерки, в которых
последний луч эллинской прелести сливался с первым лучом ещё неведомого
утра».

В заключительной части трилогии – «Антихрист» («Пётр и Алексей»)
действие переносится в Россию времён Петра I. Однако заключительной
её можно назвать лишь условно. Дальнейшее творчество Мережковского
показало, что финал трилогии стал лишь началом нового цикла произведений.

Сквозная идея, объединяющая все книги трилогии, – мысль о предчувствии
Иного, о несовершенстве настоящего в ожидании Грядущего – в «Антихристе»
достигает наивысшего напряжения. В Романе о Юлиане Отступнике
– гибель язычества становится знаком предчувствия всемирного торжества
христианства. Но в последнем автор видит скорее варварство, чем
подлинное духовное величие, поэтому воскресшее в форме итальянского
Возрождения язычество представляется и возрождением культуры в
целом. Такое е своеобразное «возрождение» осуществляет в России,
по мысли Мережковского, и Пётр I – уже несомненный антихрист и
революционер. Мысль о том, что христианство следует дополнить
антихристианством, то есть язычеством, тогда была Мережковскому
очень близка. Мы уже говорили, что впоследствии он отказался от
неё. Однако не всё так просто, как выглядит на первый взгляд.

В традиционном христианском представлении, изложенном в Откровении
Св. Иоанна явление Антихриста – знак близкого конца света, поэтому
образ Петра I осмыслен в романе в откровенно апокалипсических
тонах. «Антихристом» называют Петра в народе, конечно, в первую
очередь раскольники– старообрядцы. Таким он видится и автору трилогии,
хотя в контексте исторических раздумий писателя это слово означает
не конечное осуждение, а лишь определённую ступень на пути торжества
истины.

В этом смысле роман стал одним из идейных художественных центров
в творчестве Мережковского, поставившем в сжатом виде те вопросы,
ответы на которые в дальнейшем займут долгие годы и приведут автора
сначала к поддержке революционного движения, а потом – к категорическому
отказу от революции. Сам роман, а в особенности историческая концепция,
положенная в его основу, оказали огромное влияние на русскую и
мировую литературу. Томас Манн восхищался глубиной и проникновенностью
философского наследия Мережковского, обращаясь к проблеме творчества
в ряде своих произведений. Образ же Петербурга у А.Белого и А.Блока
вообще непредставим без Петербурга Мережковского.

В его изображении строительство этого города, центра и символа
новой России, само по себе означает конец света, по крайней мере,
конец традиционной России вообще. Как известно, эта мысль на протяжении
XIX века многократно обсуждалась в русской литературе. Апокалипсический
образ Медного всадника, который «Россию вздёрнул на дыбы», казалось,
парил над всей страной, так или иначе невольно ассоциируясь со
всадниками Апокалипсиса:

«Я видел, что Агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно
из четырёх животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и
смотри.

Я взглянул, и вот, конь белый, и на нём всадник, имеющий лук,
и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить.

И когда он снял вторую печать, я слышал второе животное, говорящее:
иди и смотри.

И вышел другой конь рыжий; и сидящему на нём дано взять мир со
земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч.

И когда Он снял третью печать, я слышал третье животное, говорящее:
иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь вороной, и на нём всадник,
имеющий меру в руке своей.

И когда Он снял четвёртую печать, я слышал голос четвёртого животного,
говорящий: иди и смотри.

И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нём всадник, которому
имя «смерть»; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвёртую
частью земли – умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными».
(Откр., 6, 1-8).

Подхватывая пушкинские мысли о протеистической страсти Петра к
перевоплощениям, к маскам, к игре – от «потешных» солдат – к «маскерадам»,
от праздников – карнавалов к маскарадной перелицовке всего российского
уклада жизни, Мережковский переосмысляет их в духе современной
ему эпохи. Предчувствие социальных перемен, неведомых и страшных
событий, охватившее в то время общество (роман увидел свет в 1904-1905
годах), наложило на произведение особую печать.

«Истинное просвещение внушает ненависть к рабству, – говорит один
из героев романа.– А русский царь, по самой природе власти своей
– деспот, и ему нужны рабы. Вот почему усердно вводит он в народ
цифирь, навигацию, фортификацию и прочие низшие прикладные знания,
но никогда не допустит своих подданных до истинного просвещения,
которое требует свободы». По мысли Мережковского, эти «низшие
прикладные знания» – ничто иное, как новые цепи рабства, приковывающие
людей к реальностям «мира сего». Между тем, Христос учил: «не
любите мир, ни того, что в мире». Тот же герой продолжает: «Посвящение
для власти русских царей всё равно, что солнце для снега: когда
оно слабо, снег блестит, играет; когда сильно – тает». (Ср. с
К. Леонтьевым: «Россию нужно подморозить, чтобы не сгнила».) Такие
слова, сказанные в самый канун первой русской революции свидетельствуют
о позиции авторов вполне однозначно. Для Мережковского преемственность
в царствовании дома Романовых – вещь далеко не отвлечённая. То
конкретное нравственное историческое содержание, которое вложил
в понимание императорской власти Пётр I, закономерно ведёт к революции…

Мережковский считал Петра родоначальником русской интеллигенции.
В основополагающей статье «Грядущий Хам» (1905 год) он пишет:
«я уже раз говорил и вновь повторяю и настаиваю: первый русский
интеллигент – Пётр. Он отпечатлел, отчеканил, как на бронзе монеты,
лицо своё на крови и плоти русской интеллигенции. Единственные
законные наследники, дети Петровы – все мы, русские интеллигенты.
Он – в нас, мы – в нём. Кто любит Петра, тот и нас любит; кто
его ненавидит, тот ненавидит и нас». В свете всего вышесказанного
мы видим, насколько велико в представлении Мережковского, значение
интеллигенции – и с социальной, и с религиозной точки зрения.

Возвращаясь к роману «Антихрист», отметим как постоянную черту
образа Петра его двузначность, двуплановость: соединение величия
и некоей неподлинности, фантасмогоричности. Как в самой личности
Петра, так и в его творении – Петербурге. Это постоянно подчёркивается
в романе: «Он окружил себя масками. И «царь-плотник», не есть
ли то маска – «машкерад на голландский манир»?

И не дальше ли от простого народа этот новый царь в мнимой простоте
своей, в плотничьем наряде, чем старые московские цари в своих
златотканых одеждах?» Петербург же – любимое детище Петра – самый
призрачный и ирреальный город в мире. Образ, каким он создан в
творчестве Достоевского, и который восходит к раскольничьим поверьям
петровских и полслепетровских времён: быть месту сему пусту!

«Великий, говорят, великий государь! – Восклицает в романе один
из противников петровских преобразований, архимандрит Федос. –
А в чём его величество? Тиранским обычаем царствует. Топором да
кнутом просвещает. На кнуте далеко не уедешь. И топор – инструмент
железный – не велика диковинка….Всё-то заговоров, бунтов ищет.
А того не видит, что весь бунт от него. Сам он первый бунтовщик
и есть…. Сколько людей переказнено, сколько крови пролито! … И
кровь не вода – вопиёт о мщении».

Позднее М. Волошин назовёт его «первым большевиком»:

Великий Петр был первый большевик, Замысливший Россию перебросить, Склонениям и нравам вопреки, За сотни лет к её грядущим далям. (1924 год).

Царь – бунтовщик, революционер, интеллигент. Противоречие, превратившееся
в единство, ставшее естеством самого Петра и всего им сделанного.
Царь сеет семена грядущих восстаний и революций, которые через
двести лет опрокинут дом Романовых, провидчески сказал Мережковский.
А дар предвидения вообще был ему свойственен. Уже весной 1917
года, когда все ликовали по поводу свержения самодержавия и торжества
свободы, он, по свидетельству многих очевидцев, с отчаянием говорил:
чему вы радуетесь? Нашу судьбу будет решать Ленин.

И вместе с тем дело Петра «отменить» невозможно. Давно известно,
что история не знает сослагательного наклонения, и созидательное
начало в ней неотделимо от разрушительного, а общий итог может
оказаться и оказывается совсем не таким, каким задумывался и предполагался.
Колоссальное здание Российской империи начал строить Пётр и строить
его в буквальном смысле на костях своих подданных. Потому и рухнет
эта империя, предостерегает Мережковский. До 1917 года оставалось
чуть больше десятилетия…

Петру в романе противостоит царевич Алексей. Ему писатель поручает
высказать свои заветные мысли и исторические предвидения. Алексей
не просто антагонист Петра. Он изображён как глубокий самобытный
мыслитель, как мученик, своей кровью искупающий преступления отца.
Реален ли исторически такой подход? Этот вопрос не слишком заботит
писателя, оказывается для него явно второстепенным. Историческая
проза Мережковского, несмотря на «точность деталей», не описательна,
не фактографична. Она в первую очередь – беллетризованная иллюстрация
авторских раздумий о смысле истории.

Например, исходя из трактовки царевича Алексея как мученика, мы
вправе задаться вопросом, не есть ли это скрытая аналогия с образом
Христа? Однако, неужели Христос искупает неведомый грех Бога-Отца?
Ведь в итоге получается, что мир сотворён не всемогущим Богом,
а Бого-дьяволом. Пётр у Мережковского назван Антихристом. Мысль
автора просто поразительна – не Антихрист ли Бог-Отец? В своё
время это называлось маркионитской ересью. Впрочем, отношение
Мережковского к так называемому «историческому» христианству всегда
было сдержанным. Особенно в первый период его творчества.

«Царевич может сделаться оружием в руках неприятельских, – думает
Пётр, – зажечь мятеж внутри России, поднять войною всю Европу
– и Бог весть, чем это кончится.

“Убить, убить его мало!” думал царь в ярости.

Но ярость заглушалась другим, доселе неведомым чувством: сын был
страшен отцу».

И вновь приходят на ум библейские параллели: вспоминается жертва
Исаака, предложенная Иеговой Аврааму. Вновь вопрос о жертве крови.
Это далеко не только историческая и социальная проблема. Это проблема
существа исторического процесса в целом.

Суд над царевичем и его казнь приобретают черты глубоко символических
событий, бросающих отсвет на всю последующую историю России. Именно
потому и страшен отцу сын, что слишком непрочным в сознании творца
выглядит то дело, которое начинает Пётр, слишком зависит оно от
роковых случайностей, в том числе и от того, кто будет наследником
царя. Где-то в глубине души Пётр сам сомневается в том, что делает
– и это сомнение окрашивает его деяния в какие-то ирреальные цвета,
придаёт им оттенок фантасмагоричности.

Как зловещий приговор отцу звучат (по тексту романа) слова царевича
на суде: «Кровь сына, кровь русских царей на плаху ты первый прольёшь!
– опять заговорил царевич и, казалось, что он уже не от себя говорит:
слова его звучали как пророчества. – И падёт сия кровь от главы
на главу, до последних царей, и погибнет весь род наш в крови.
За тебя накажет бог Россию». Если вспомнить 1917, а особенно ночь
на 17 июля 1918 года, то пророчество Мережковского просто потрясает.

История как цепь непрерывных возмездий – цепь, которая начинается
где-то в запредельности, а кончается здесь, в земной реальности.
Этой мыслью завершается трилогия, но не завершается путь постижения
писателем исторических судеб родины. Впрочем, определённый, так
сказать жанровый, перелом в творчестве Мережковского становится
очевидным. После первой русской революции он всё больше и больше
склоняется к открытой публицистике. Одна за другой выходят книги
его статей – «Не мир, но меч», «Больная Россия», «Грядущий Хам».
Название последней (и одноимённой статьи) стало символом отношения
Мережковского к участникам надвигающейся революции.

(Окончание следует)

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Д.С.Мережковский.

Мережковский Дмитрий Сергеевич (2(14).08.1865, Петербург - 9.12.1941, Париж) - писатель, литературный критик и религиозный философ. Окончил историко-филологический факультет Петербургского ун-та (1888). В студенческие годы увлекался позитивистской философией и идеями либерального народничества. В последние годы XIX в. под влиянием творчества Толстого, Достоевского, Ф. Ницше, А. Шопенгауэра становится одним из идеологов «нового религиозного сознания». Мережковскому и его жене 3. Н. Гиппиус принадлежит идея организации Религиозно-философских собраний (проходили в Петербурге в 1901-1903 гг.). Принимал активное участие в создании и деятельности Религиозно-философского общества в Петербурге - Петрограде (1907-1917), в организации журнала «Новый путь» (1903 - 1904), где публиковались материалы Религиозно-философских собраний. Во время первой русской революции, которую Мережковский воспринял с некоторым оптимизмом, у него проявляется интерес к левым партиям. Он знакомится с Кропоткиным, Плехановым, А. Ф. Керенским, сближается с Б. В. Савинковым.

В статье «Семь смиренных» (1909) выступил против позиции сб. «Вехи» (1909). Октябрьскую революцию 1917 г. Мережковский встретил крайне враждебно и уже в конце 1919 г. бежал со своей женой за границу, в Варшаву. Духовный экстремизм и антибольшевизм привели его к возвеличиванию итальянского фашизма (прежде всего самого Муссолини). Он приветствовал нападение нацистской Германии на Советский Союз. В годы эмиграции, живя в основном в Париже (с 1920), Мережковский создал ряд исторических романов и религиозно-философских произв., в идейном отношении не дающих ничего принципиально нового по сравнению с дореволюционным периодом его творчества. Как религиозный философ он является ярко выраженным богоискателем; пытался создать свое христианское учение («неохристианство», «мистический реализм»), сознательно порывая с историческим христианством. Один из главных мотивов его творчества - экзистенциальный. Стимулами религиозного философствования писателя являются его мятущееся между верой и безверием сознание, острое ощущение неотвратимости смерти, и страстное желание спасения от нее.

Русская философия. Энциклопедия. Изд. второе, доработанное и дополненное. Под общей редакцией М.А. Маслина . Сост. П.П. Апрышко , А.П. Поляков. – М., 2014, с. 374-375.

Сочинения: Полн. собр. соч.: В24т. М., 1914;Избр. статьи. Мюнхен, 1972; Собр. соч.: В 4 т. М., 1990; Л. Толстой и Достоевский. Вечные спутники. М., 1995; Собр. соч. М., 1996-2010 [Т. 1-7].

Литература: Бахтин Н. Мережковский и история // Звено. 1926. 24 янв.; Ильин В. И. Памяти Д.С. Мережковского // Возрождение. 1965. № 168; Кувакин В. А. Религиозная философия в России. М., 1980. С. 75-105; Д. С. Мережковский: pro et contra: Личность и творчество Дмитрия Мережковского в оценке современников. Спб., 2001; Гайденко П. П. Владимир Соловьев и философия Серебряного века. М., 2001. С. 327-355; История русской философии / Под ред. М. А. Маслина. М., 2008. С. 399-404.

Глубинная причина болезней христианской цивилизации. В чём эти болезни заключались …

«...не ведают бо, что творят»

Предисловие

Под христианской цивилизацией я понимаю пространство, на котором располагались некогда государства, называвшие себя христианскими и признававшие своими высшими ценностями истины Евангелия. Начало этой цивилизации положил в начале 4-го века Константин Великий, прекративший гонение на христиан и признавший их веру главной верой в своей империи.

Эта цивилизация просуществовала более полутора тысячи лет и закончилась, в основном, в 1917-1918 годах, когда рухнули три христианские империи - Российская, Германская и Австро-Венгерская. После этого христианская вера на былом пространстве христианской цивилизации осталась, Церкви христианские остались, но от христианской государственности остались в лучшем случае только обломки, обречённые на исчезновение. И действительно исчезнувшие к нашему времени.

На месте христианского мира выросла новая цивилизация, называющая себя либеральной, но на самом деле лишь маскирующая свою антихристианскую суть маской свободы.

В чём же причина (или причины) гибели христианской цивилизации? Можно ли объяснить её случайными обстоятельствами?.. Случайными обстоятельствами нельзя объяснить гибели даже одной христианской империи, а их погибло сразу три. Да и весь остальной христианский мир пришёл в упадок задолго до краха этих империй.

В здоровых обществах революций не бывает. А если они происходят, то это верный признак болезни этих обществ. И не какой-нибудь лёгкой болезни, а очень тяжёлой. Или даже не одной болезни, а сразу нескольких тяжёлых болезней.

Понять причины гибели христианской цивилизации значило бы понять, какие ошибки и преступления, допущенные нашими предками, мы не должны повторять в своём будущем (если оно у нас будет). А без надежды христиан на лучшее будущее и без созидания ими его уже в настоящем Христианство обречено на окончательное увядание. Вот почему разумные христиане должны распознавать не только достоинства своего Христианства, каким оно складывалось в истории, но и его пороки. Считать свою Церковь, какою она была в истории, совершенной значит не понимать того, что совершен один только Бог.

Хороший полководец отличается от плохого тем, что после проигранной битвы старается выяснить причины своего поражения, понять свою собственную вину, а не переложить её на кого-то другого. Плохой полководец, наоборот, старается объяснить своё поражение тем, что или солдаты оказались плохими, или ветер подул в ходе сражения не в ту сторону, или Церковь плохо молилась за его победу.

Мы, разумеется, не полководцы. Но оценивать своё прошлое должны по возможности справедливо, не перечёркивая в нём того ценного, что в нём было, и не умаляя того плохого, что в нём было тоже. Оправдывая свою веру, мы должны сосредоточиваться на ценном, а, выясняя причины нашего поражения, должны не упускать ничего из того, что было действительно плохим.

В наше время полноценная апология Христианства невозможна без выявления пороков исторического Христианства, потому что смешение достоинств с пороками дискредитирует достоинства и не позволяет понять, что нас погубило в прошлом. И какие вещи мы не должны допускать в своём будущем.

1. Глубинная причина болезней Христианской Цивилизации

Глубинной причиной гибели христианской цивилизации было младенческое состояние Церкви и христианского государства, в котором возник их союз. Церковь была старше христианского государства, но у неё не было не только опыта общения с ним, но даже более или менее связных представлений о том, каким оно должно быть.

Более того, ранние христиане в своей массе вообще не думали о государстве, а если думали, то как о части порочного мира, который должен погибнуть после второго пришествия Христа. Которое состоится вот-вот или совсем скоро.

Поэтому отношения между Церковью и христианским государством складывались, в основном, стихийно, причём ведущей силой в них было христианское государство. Церковь не была в этом союзе полностью пассивна: иногда, утверждая и защищая свои ценности, она решительно проявляла себя, но, повторюсь, в основном её роль была пассивной.

Казалось бы, проходили столетия, обе стороны знакомились друг с другом, и была возможность сделать их отношения гармоничными. Но этого не произошло. А почему?

а) Первая болезнь. Профанация господствующего типа христиан.

Пока Церковь была гонима, она очищалась этими гонениями от всего безнравственного, что могло к ней пристать. Гонения нельзя оправдывать, но нельзя и не замечать их очистительного влияния.

Гонение могучее, постоянное и повсеместное, могло раздавить Церковь или, по меньшей мере, загнать её в такое глубокое подполье, в котором умножение её членов стало бы невозможным. Но Бог не допустил этого. Он допустил гонение умеренное, которое очищало её и создавало тем самым её авторитет в её собственных глазах, а также, со временем, и в глазах её гонителей. И этот авторитет был особенно впечатляющим на фоне всё увеличивавшейся нравственной порчи языческого общества.

Публичные казни христиан пропагандировали Христианство наилучшим в тех условиях образом. Гонители не сознавали того, что работали на гонимых. Сравнивая две религии, свою и христианскую, лучшие из язычников всё чаще отдавали предпочтение последней. Они всё чаще принимали христианскую веру, несмотря на связанные с ней опасности. А то обстоятельство, что Христианство, преследуемое самыми жестокими казнями, не исчезает, а продолжает расти, свидетельствовало в их глазах о силе христианского Бога.

Вот, думается, та основная причина, которая породила религиозный переворот в Римской империи. Язычники осознали бессилие своей прежней религии и увидели в Христианстве силу, способную возродить всё лучшее, что было в их империи.

О том, что христиане могут выродиться в условиях торжества Христианства, едва ли кто думал. Об этом, скорее всего, не думали ни государственники, искавшие спасительную для государства религию, ни сами христиане.

Но что получилось на деле?.. Увидев, что государство перестало гнать христиан, язычники, внутренне тяготевшие к Христианству, потянулись в Церковь. А после того, как Христианство стало господствующей религией, в Церковь повалило множество законопослушных граждан, привыкших равняться на своих императоров. А к этому множеству прибавилось множество карьеристов самого разного толка и ранга. А после того, как государство стало преследовать язычников, в состав Церкви вошли и они, запуганные угрозами наказаний. Но кем они стали на деле?.. Едва ли хорошими христианами. Однако по своей внешности они старались ими выглядеть.

И эта огромная разнородная масса затопила прежнее христианское меньшинство, растворила его в себе почти без остатка.

Ранее для того, чтобы стать полноценными христианами, требовалось пройти школу оглашения, т.е. обучения христианской вере и усвоения христианских норм жизни, которые были высокими. Не подготовленных не крестили. Поэтому множество христиан оставалось не крещёными многие годы. Они были членами Церкви, но только отчасти. Их не допускали к главному Таинству христиан и, естественно, к решению внутрицерковных вопросов. И это сознание их неполноценности поддерживало высокий духовный настрой как в уже крещёных христианах, так и в ещё не крещёных.

Теперь барьер, отделявший лучших от худших, был снесён, и началось их смешение. А при смешении лучших с худшими всегда побеждают худшие по той причине, что они более эгоистичны. А если так, то и живут в той или иной мере за счёт лучших. Они истощают высоконравственных людей и усиливаются за их счёт. А те, наоборот, слабеют. Не сразу, постепенно, но слабеют. И этот эффект особенно заметен при смене поколений.

С торжеством Христианства прежние христианские общины, в которых происходило обучение и воспитание полноценных христиан, исчезли. Общины перестроились в большие приходы, в которых средний уровень нравственности прихожан был намного ниже прежнего, как и уровень понимания ими основ своей веры.

Наплыв в Церковь со стороны был так велик, что у прежних христиан теперь уже не было возможности заниматься с каждым новым христианином сколько-нибудь обстоятельно. Исчезла и высоконравственная среда, вне которой полноценное воспитание невозможно. Да и внутренней потребности к совершенствованию у новых христиан, как правило, не было тоже.

Чтобы спасти Церковь от затопления её недозрелыми христианами, требовалось сохранить прежние жёсткие условия для входа в её актив бывших язычников. Но эта мера замедлила бы христианизацию империи. А медлить было нельзя. Во всяком случае, так, скорее всего, думали вожди империи. Им требовалось завершить религиозный переворот скорейшим образом, чтобы сделать его необратимым. Да и представители Церкви тоже, скорее всего, желали этого.

Промедление с этим делом позволило бы противником Христианства организоваться и, может быть, развязать в империи гражданскую войну на религиозной почве.

Как показала попытка императора Юлиана Отступника (годы правления 360-363) организовать оппозицию Христианству, это опасение было, скорее всего, ложным: язычество в его прежнем виде уже исчерпало свои творческие возможности.

Но жизнь полна неожиданностей. Если одна попытка не удалась, то из этого не следовало, что не удалась бы и вторая попытка или третья. Может быть, на иной, не на языческой, основе. Может быть, на митраистской или на модернизированной иудейской. Поэтому стремление государственников-христиан и вообще всех неравнодушных христиан завершить христианизацию империи скорейшим образом было, думается, естественным. И оно понуждало их заботиться не столько о качестве новых христиан, сколько об их количестве.

А каким стало качество новых мирян, таким должно было стать со временем и качество христианского священства. Или, во всяком случае, оно должно было тоже резко снизиться.

Священство формируется в громадной степени из мирян и зависит от их духовного состояния. Зависит не полностью, но всё-таки зависит. Оно зависит от высших чинов в Церкви, но от духовного состояния своей паствы зависит тоже.

Прежние христиане были выше новых христиан в религиозно-нравственном отношении, а потому могли судить о качествах своих пастырей. Они могли отвергать тех, которые оказывались не достойными своего звания. И это право, признанное в те времена Церковью, заставляло священство быть на высоте.

Теперь положение изменилось. Низкий уровень паствы делал её не способной судить о качествах священства, которое стало зависеть, главным образом, от своего церковного начальства. Теперь паства не могла не только избирать своих священников и епископов, но даже обсуждать с ними на равных вопросы, связанные с религией. Её делом стало внимать словам своих пастырей и руководствоваться ими. А если даже не соглашаться с ними, то молча, не подавая вида, что не согласна с ними. Несогласия мирян со священством стали выглядеть со временем дерзостью даже в разговорах в неофициальной обстановке.

Однако примерно в таком же положении оказались со временем и сами священники по отношению к епископам, а епископы по отношению к Патриархам. А Патриархи по отношению к Императорам.

В результате эволюции такого рода (которая была, как и положено эволюции, постепенной) у христиан слабела снизу доверху способность к самостоятельному мышлению.

Самостоятельное мышление вырабатывается и поддерживается соревнованиями на равных. Но если оппонент не смеет тебе возражать, то ты и сам утрачиваешь «высокую спортивную форму». Если даже имел её раньше.

А что такое утрата способности мыслить самостоятельно или изначальное отсутствие в человеке такой способности?.. Это скрытная катастрофа Церкви и государства. Медленная катастрофа, очень медленная, но неизбежная, если ни Церковь, ни государство не найдут в себе силы осознать это зло и начать от него избавляться.

В первую очередь эта утрата способности мыслить самостоятельно сказывалась на самой большой и самой неграмотной в религиозном отношении части Церкви - на мирянах. Они привыкали быть пассивным материалом, из которого священство могло лепить угодные ему формы. Но только казалось, что могло.

Сама погружённость мирян в мирские дела, как и религиозное их невежество, спасали их от подобной участи. Миряне выслушивали поучения священников и вроде бы соглашались с ними, а потом о них забывали. Или, точнее, ограничивались каким-то минимумом из услышанного, толкуя его про себя уже по-своему. И сохраняли тем самым хотя бы отчасти самостоятельность своего мышления.

Но, похоже, в этом не было ничего страшного для множества из священства. Наоборот: быть вечными учителями вечных невежд было для него делом не только приятным, но и, как представлялось, полезным для общества. Не говоря уж о том, что священники совершали Таинства, без которых Церковь вообще невозможна.

Они удерживали своими поучениями население страны от скольжения во всё большую религиозную темноту. А погружение в религиозную тьму повлекло бы за собою всё большее гниение и каждого отдельного человека, и всего общества в целом.

Вот какую спасительную миссию выполняло священство. Оно спасало страну от нравственной, а потому и фактической гибели.

А на то, что при этом в самой Церкви происходило нечто непотребное, стоило ли обращать внимание?.. Да и могло ли твориться в ней что-то непотребное, если она свята по определению?..

Но вот что писал о состоянии Церкви в своё время Афанасий Александрийский (293-373): «то, что произошло у нас, превосходит по горечи все гонения. Вся Церковь изнасилована, священство поругано, и ещё хуже, благочестие преследуется нечестием» (эту цитату я воспроизвожу из книги о. Всеволода Шпиллера «Страницы жизни в сохранившихся письмах», Москва, 2004, с. 330).

В то время в Восточной Церкви, позднее наименовавшей себя Православной, не оставалось ни одного православного епископа, кроме самого Афанасия (позднее причисленного к лику отцов Церкви).

Комментируя его слова, О. Всеволод Шпиллер пишет: «И это записано в четвёртом веке, во время христианизации Империи! Какое изумительное свидетельство тому, насколько какое бы то ни было «становление» в Церкви в так или иначе новых для неё условиях всегда было трагически трудным...» (там же).

Другой величайший авторитет Православия, Вселенский учитель Церкви св. Григорий Богослов (329-389), писал, обращаясь к современным ему епископам: «Было время, что сие великое тело Христово было народом совершенным, а что ныне - смешно то видеть. Всем отверст вход в незапертую дверь (т.е. к сану епископа)... Приходите сюда утучневшие, винопийцы, одевающиеся пышно, обидчики, снедающие народ, льстецы перед сильными, двоедушные, рабы переменчивого времени - приходите смело: для всех готов широкий престол. Все толпитесь около Божественной трапезы, и теснясь и тесня других... Кто смотрит на вас, тот пойдёт противоположной стезёй. И это единственная польза от вашей испорченности».

Другой Вселенский учитель Церкви, св. Иоанн Златоуст (347-407), писал нечто подобное: «У нас, оттого, что нет никого совершенно здорового в вере, но все больны, - одни более, другие менее, - никто не в состоянии пособить лежащим. Так, если бы кто со стороны пришёл к нам и хорошо узнал и заповеди Христовы и расстройство нашей жизни, то не знаю, каких бы ещё он мог представить себе других врагов хуже нас; потому что мы идём такой дорогою, как будто решились идти против заповедей Его!»

Ему же принадлежат и такие слова: «...ныне грехами страдают начальники Церкви... Беззаконники же, обременённые тысячью преступлений, вторглись в Церковь, откупщики сделались настоятелями. Это бесчиние получило некоторый законный вид и особенно распространяется: если кто согрешил и обвиняется, то такой старается не о том, чтобы доказать свою невинность, а о том, чтобы найти сообщников для своих преступлений».

Процитированные выше слова Григория Богослова и Иоанна Златоуста взяты мною из книги «Крестный путь Иоанна Златоуста», Москва, 1996, стр.3 и 5, составительница О.В. Орлова.

Объясняя причину такого состояния Церкви, Иоанн Златоуст писал: «Безопасность есть величайшее из гонений на человечество - хуже всякого гонения. Никто не понимает, не чувствует опасности - безопасность рождает беспечность, расслабляет и усыпляет души, а диавол умерщвляет спящих» (цитата взята мною из статьи протоиерея Георгия Флоровского «Иоанн Златоуст»). «У него, - пишет Флоровский, - было впечатление, что он проповедует людям, для которых христианство стало лишь модной одеждой».

Возникает вопрос: Если внешняя безопасность Церкви действительно смертельно опасна для неё, как думал Иоанн Златоуст, то не смертельный ли это приговор самому Христианству?.. Ибо что же это за правда, которая может жить только в условиях гонения на неё, а как только гонение прекращается, то превращается в неправду?..

Или, быть может, Иоанн Златоуст, при всех его достоинствах, отрицать которые невозможно, проявил в данном случае близорукость, вполне объяснимую исторически?.. Не догадался о том, что дело не в безопасности для христиан, а в их неспособности правильно организовать своё общество в условиях союза Церкви и государства?..

б) Вторая болезнь: преследование еретиков

Преследование еретиков усугубляло профанацию самих православных христиан.

Не говоря уж о том, что принуждение к вере силой абсолютно несовместимо ни с духом, ни с буквой Евангелия, оно лишало православных христиан возможности спорить с инакомыслящими на равных. А что это значит?

Побеждать оппонента, которому зажали рот, это никакая не победа над ним. Такая «победа» ослабляет «победителя»: он утрачивает свою «спортивную форму».

Вместо того чтобы соревноваться с иноверцами и еретиками в раскрытии правды своей веры и тем самым совершенствовать свою мысль, православные успокаивались на достигнутом и засыпали духовно. Засыпали не полностью, достигнутое не забывалось ими, но совершенствования их мысли, повторяю, не происходило.

Кроме того, преследование инакомыслящих способствовало развитию в православной среде лицемерия - умения быть православным снаружи, а внутри неизвестно кем.

Что должны были чувствовать и думать еретики, насильно загнанные в Православие?.. Можно предположить, что наружно они старались выглядеть вполне православными, чтобы избежать наказаний, но что происходило у них внутри? Кто знает. Но едва ли что-то действительное согласное с Православием.

И лишь в дальнейшем, со временем, и не малым, в силу привычки к наружному облику, навязанная им вера могла стать поначалу второй, а затем и первой их натурой. Потому что привычка - великая сила.

Но и вред, нанесённый православному обществу на ранней стадии его развития, это тоже сила, ничуть не меньшая. Если не большая.

Однако и сказанным не ограничивается тот вред, который порождался преследованием еретиков.

Соседние государства в ходе их войн с Византией сулили преследуемым византийским еретикам свободную жизнь в их собственном мире. И на первый порах действительно её обеспечивали. Эта пропаганда не могла не действовать на еретиков, населявших прифронтовые окраины Византии. Они активно помогали врагам православной империи. Поначалу персам, а затем победителям персов - арабам с их новой мусульманской религией.

С ходом истории территория Византии постоянно сокращалась и, в конце концов, превратилась в смешную величину вокруг своей столицы. Вот что бывает, когда население страны эгоизируется. Все заняты своими делами, никому нет дела до своего государства.

в) Третья болезнь: незавершённость «симфонии Церкви и государства»

Союз Церкви и государства складывался стихийно, активной стороной в нём было государство. Но это не значит, что Церковь была мягкой глиной в его руках. Там, где возникал вопрос об истинной вере, Церковь мужественно отстаивала её. Не вся целиком, но в лице лучших своих представителей.

Правда, к моменту возникновения союза Церковь, похоже, стала уже уставать от ожидания обещанного, но так и не состоявшегося второго пришествия Иисуса Христа. Поэтому она восприняла обращение государства в её веру как сошедшее с Неба благо, что и соответствовало действительности в главном. В главном, но не во всём. Это было не только великое благо, но и великое для неё испытание.

Идеология союза Церкви и государства была сформулирована императором Юстинианом в 6-м веке и принята Церковью без обсуждения. А затем закрепилась на века под названием «симфония двух властей».

Эта теория до её фиксации Юстинианом как бы носилась в воздухе в главных её чертах, а её зародышем можно считать слова Константина Великого, объявившего себя «епископом по внешним делам Церкви».

Эта теория была правильна в своей основе, но больше основы в ней не было ничего. Она была подобна фундаменту, сделанному для строительства дома, но самого дома на нём построено так и не было.

Она правильно ориентировала Церковь и государство на гармонический их союз, но умалчивала о том, что совершенная гармония в этом грешном мире невозможна.

Умалчивала она и о том, что природа Церкви и природа государства различны, а потому и характер восприятия действительности ими тоже различен. Не полностью, но всё же различен.

Церковь видит действительность в гораздо большей степени под знаком вечности, а государство - в гораздо большей степени с точки зрения конкретных политических нужд.

Поэтому какие-то противоречия между союзниками при всём их согласии в главном неизбежны. А если так, то как относиться к этим противоречиям? Как заключать их в разумные рамки, чтобы они не разрастались и не подрывали столь драгоценный союз?.. Чтобы ни Церковь не уродовалась подчинением её государству при её несогласии с ним, ни государство не уродовалось навязыванием ему не свойственного ему образа мышления и действий?

Об этом в теории Юстиниана не было ни слова.

В ней говорилось, что Церковь и православное государство одинаково служат Богу, а различие их только в том, что Церковь занята сугубо церковными делами, а государство в лице императора заботится о государственных делах и, сверх того, опекает Церковь в её нуждах.

Вот такое «маленькое» различие в правах. Церковь не должна совать свой нос в государственные и общественные дела, это запретная для неё зона, а император имеет право «опекать» Церковь и наводить в ней порядок. Так получалось фактически, хотя сказано об этом было в высшей степени деликатно, и потому, надо думать, слова о заботе императора о Церкви ласкали слух её представителей.

Но почему, спрашивается, Церковь не имеет права думать о государстве и обществе?.. Разве её мысль не распространяется, начиная с Бога, на всё мироздание и всю человеческую историю? А человеческая история это история государств и обществ по преимуществу.

Да и может ли Церковь правильно думать о самой себе, если исключит себя из этого контекста? Сами церковные каноны, оторванные от общественной и политической жизни, утрачивают здравые новозаветные начала и ориентиры и превращаются в средства манипуляции сознанием членов Церкви в политических интересах церковного начальства.

Юстиниан не провёл даже приблизительно точной границы между сферами приложения сил Церкви и государства. Не сказал ничего о том, как быть Церкви, если государство, используя свою материальную силу, начнёт хозяйничать в Церкви под предлогом наведения в ней порядка. Не сказал ничего о том, каким должен быть механизм обуздания произвола с любой стороны и восстановления гармонии между ними.

Эта теория не предусматривала, как быть, если император, пользуясь своей материальной силой и правом «заботиться» о Церкви, начнёт наводить в ней еретические порядки.

А ведь так и произошло. В 730 г. император Лев Третий запретил культ икон, а в 754 г. этот культ был объявлен собором ересью. Стало быть, иконоборчество было поддержано высшим священством, да и не только высшим. Сопротивление иконоборчеству было. Его разоблачали и Римские Папы, и значительная часть монашества.

Но, тем не менее, иконоборчество господствовало в стране до 787г., когда Православие было восстановлено Седьмым Вселенским собором, созванным в царствование императрицы Ирины (так у митрополита Илариона Алфеева. «Православие», т. второй, с. 58). А затем началась борьба с переменным успехом между двумя сторонами, и окончательное почитание икон было утверждено лишь в 843 г. Но и на этот раз решающую роль в победе Православия сыграла православная жена императора-иконоборца после его смерти. Она сместила патриарха-иконоборца и назначила православного. А затем созвала православный по своему составу собор

Но что же в таком случае получается?.. У кого власть, тот и решает, что истина, а что ересь?.. Или не так?.. А если не так, то в чём же тогда критерий истины?..

Римские Папы, обличая еретиков, вроде бы им обладали. Но затем сами приняли ересь «филиокве». Да и господство императоров-еретиков в Константинопольской Церкви - разве мелочь, не заслуживающая обсуждения в Церкви?..

Но вот на какое ещё обстоятельство обратил внимание историк А.П. Каждан. «Половина византийских императоров, пишет он, была насильственно лишена престола: одни из них отравлены, утоплены, ослеплены, других заточили в монастырь» (А.П. Каждан «Византийская культура», СПб, Алетейя, 2006, стр. 103).

Несколько иную информацию сообщает протоиерей Александр Захаров: «...из ста девяти византийских Императоров своей смертью умерли только тридцать пять, остальные семьдесят четыре были убиты. В 74 случаях из 109 Престол переходил не к Наследнику по праву наследства, а к цареубийце по праву захвата...

И Византийская Церковь... религиозно оправдывала (выделено мною, - Г.Ш.) такие подвиги. Патриарх Полуевкт, коронуя цареубийцу Цхимицхия, провозгласил с церковной кафедры: «Помазание на Царство смывает все грехи, в том числе и грех цареубийства: победителей не судят»» (см. книгу протоиерея А. Захарова «История русского народа», СПБ, 2009, с.150, 151).

А что оставалось делать Церкви? Не воевать же с новым императором...

Это к вопросу о совершенстве теории Юстиниана.

г) Дополнение к трём главам о болезнях

А теперь вот какое важное добавление к моим главам о болезнях

Христианской цивилизации. Читая их, легко впасть в крайность, решив, что ничего в ней, кроме болезней, и не было. Но это не так. Если бы не было, то не прожила бы она так долго. А она пережила гибель Византии, которая успела передать России свою ещё относительно не повреждённую православную веру (но о России у нас будет особый разговор).

Что же до Западной и Средней Европы, по преимуществу еретической, то перечёркивать её ценность полностью, думаю, было бы неправильно. При всех своих пороках еретики верили в Богочеловека Иисуса Христа и признавали основном источником своего вероучения Ветхий и Новый Завет. Игнорировать эту веру православные люди могут лишь в состоянии крайнего ослепления.

Какие же достоинства, порождённые христианской цивилизацией, нужно отметить хотя бы кратко?..

Начну с того, что союз Церкви с христианскими императорами позволил последним организовать Вселенские соборы, переоценить значение которых невозможно. На них был отчеканен новый Символ веры, куда более совершенный, чем прежние христианские Символы веры. На Вселенских соборах было развито христианское вероучение, куда более богатое, чем прежние христианские вероучения. Если сказанного кому-то мало, то пусть сам дополнит недостающее.

А я коснусь вкратце других достоинств христианской цивилизации.

До союза государства с Церковью последняя состояла из меньшинства населения Римской империи (примерно одна десятая часть). А по сравнению с другими народами, окружавшими империю, эта часть была и того меньше. И продолжалось бы умножение членов Церкви в прежних условиях её существования или остановилось бы на достигнутом уровне - это вопрос, ответа на который мы не знаем. Могло и остановиться, потому что в неразвитом обществе на подвиг веры способно лишь его меньшинство.

Союз же Церкви с христианскими императорами (а в дальнейшем и с другими главами христианских государств) позволил привлечь к христианской вере не только подавляющее большинство населения Европы, но и соседние с ней народы. А в дальнейшем проповедовать христианскую веру едва ли не во всём мире.

Пусть это распространение веры среди большинства народов происходило за счёт снижения её качества и других отрицательных эффектов. Но учитывать лишь минусы, связанные с этим распространением, не замечая связанных с ним плюсов, нехорошо.

Ценнейшим плодом этого союза было то, что начатки Христианства стали теперь доступны на территории христианских государств практически всем, кто хотел с ними познакомиться. А усвоившие их, как правило, могли совершенствоваться в христианской вере, если такое желание у них было. А не возникало оно в массовом масштабе лишь потому, что могучая сила привычки к пассивности и взаимозависимость пассивных людей друг от друга удерживали их от стремления к совершенствованию самих себя и своего общества.

Всё сказанное не имело бы никакого значения, если бы Христианство было просто одной из религий, если бы оно не несло человечеству высших истин, спасительных для него.

Но оно открыло людям то, до чего они никогда не додумались бы сами. Оно открыло им такой масштаб понимания бытия, который был несоизмерим с привычным для них масштабом. Хотя этот связанный с вечностью масштаб, даже открытый людям в евангельских словах, постигался ими с большим трудом и был постижим только отчасти. Потому что сама человеческая природа отлична от природы Творца и, кроме того, отягощена первородным грехом.

При всех безобразиях, происходивших в Церкви и во внутренней жизни христианских государств, нравственное обновление человечества в их пределах действительно произошло, и оно было значительным. Измерить его меру более или менее точно человеческим умом невозможно, но уже тот факт, что языческая империя, умиравшая перед тем от бездуховности, приняв Христианство, прожила ещё более тысячи лет, свидетельствует об этом. И не просто прожила, а создала великую культуру, равной которой не было ни до неё, ни после неё.

Тот факт, что после веры в человекоподобных богов всем членам христианских государств стала доступной мысль о Боге как о нравственном совершенстве, переоценить невозможно. Как было связать эту мысль со сложностями конкретной жизни людей, это другой вопрос. Но думается, что работа умов в этом направлении была не бесплодной. И всё лучшее, что было в последующей истории, было связано прямо или косвенно с этой мыслью.

Мало того. Христианство связывало мысль о Боге как о нравственном совершенстве с мыслью о том, что Он - Отец всех добрых людей, любящий их и заботящийся о них. А если так, то, значит, они братья и сёстры. И как бы ни разделяли их племенные, социальные и всякие иные противоречия, они родственники и потому обязаны не забывать о столь важном обстоятельстве.

Вот основные мои соображения на этот счёт.

А теперь такой вопрос: Чего было всё-таки больше в христианской цивилизации - добра или зла?.. Я думаю, что добра. Она умерла, но не вся целиком. Она оставила после себя огромное богатство, в которое входят и её достижения, и её болезни, которые тоже поучительны для потомков.

В некотором смысле её смерть можно сравнить со смертью зерна, которое, умирая, изводит из себя новый росток. Но в данном случае это росток духовный. И выживет он, нет ли, мы пока не знаем.

Продолжение следует

Все о тюнинге авто

К неведомому богу (Дмитрий Мережковский: исповедание Третьего Завета). Причины гибели христианской цивилизации Святая плоть мережковский

Нашлось результатов: 104239 (1,77 сек )

Русская православная церковь и государство: библиографический указатель

№5 [Автоматизация, телемеханизация и связь в нефтяной промышленности, 2015]

№12 [Автоматизация, телемеханизация и связь в нефтяной промышленности, 2017]

№ 118 [Грани, 1980]

№4 [Новая литература по социальным и гуманитарным наукам. Религиоведение: Библиогр. указ., 2012]

№3 [Новая литература по социальным и гуманитарным наукам. Религиоведение: Библиогр. указ., 2011]

№3 [Новая литература по социальным и гуманитарным наукам. Религиоведение: Библиогр. указ., 2012]

№8 [Православная община, 1992]

Русская топонимия в этнолингвистическом аспекте

Библиотечная жизнь Кузбасса. Вып. 4 (30): сборник

№2 [Новая литература по социальным и гуманитарным наукам. Религиоведение: Библиогр. указ., 2011]

Петербургские альманахи (религиозно-нравственные искания литераторов пушкинского круга). Учебное пособие

№2 [Новая литература по социальным и гуманитарным наукам. Философия. Социология: Библиогр. указ., 2011]

Очерки истории книжной культуры Сибири и Дальнего Востока. Т. 1. Конец XVIII - середина 90-х годов XIX века

№7 [Посев, 1979]

№12 [Посев, 1989]

Литературные эпохи и литературные направления

Система государственного управления. Ч. 2 учеб. пособие

Практикум по стилистике английского языка учеб. пособие

№ 135 [Грани, 1985]

№1 [Новая литература по социальным и гуманитарным наукам. Религиоведение: Библиогр. указ., 2012]

№ 128 [Грани, 1983]

История русской книги в США (конец XVIII в. - 1917 г.)

Русский Север. Книга 1: Заволочье (IX - XVI вв.)

№3 [Новая литература по социальным и гуманитарным наукам. Литературоведение: Библиогр. указ., 2012]

№3 [Новая литература по социальным и гуманитарным наукам. Философия. Социология: Библиогр. указ., 2012]

№48 [Православная община, 1998]

Проблемы туризмоведения сб. материалов Междунар. науч.-практ. конференции студентов, аспирантов и молодых ученых по туризмоведению

Развитие библиографии в Сибири (XIX в. – 1917 г.)

№9 [Посев, 1986]

Введение в профессию. Курс лекций.

Философия религии в русской метафизике XIX - начала XX века

Разгадка М. Бахтина

Дмитрий Сергеевич Мережковский