В наши дни люди часто совершают со своим телом такие манипуляции, что окружающие попросту шарахаются от них. Но этот парень «переплюнул» всех. Он решил «пересадить» себе морду собаки. Фотоотчет о проделанной работе – далее в статье. Слабонервным не смотреть!

Скальпелем от собаки отрезают часть морды и уши.

Труднее всего дело обстоит с мордой. Ее нужно имплантировать так, чтобы трубка не выскользнула изо рта отчаянного парня. После завершения операции получился то ли человекопес, то ли собакочеловек.

А теперь можно выдохнуть. Родриго Брага – это бразильский перфоманс-художник. На снимках изображен не он, а его силиконовая копия. Родриго реализовал этот эксперимент под названием «Компенсационная фантазия» (Fantasia de compensationación) еще в 2004 году.

Единственное, что в этой истории настоящее, так это собака. Животное на момент операции было усыплено по состоянию здоровья, а его голову отдали для осуществления данного перфоманса.

Если Родриго Брага совершил данную метаморфозу только с силиконовой копией себя, то 22-летний Винни Ох уже успел порядком шокировать публику своим внешним видом.

Читательница самиздата, писательница Ирина Горошко в 2016 году побывала в доме, где восемь семей жили с людьми-собаками. Шокирующий перформанс проходил в Вене в рамках фестиваля Wiener Festwochen. В старинный особняк могли попасть лишь очень немногие. Помимо репортажа, от которого по-настоящему становится не по себе, публикуем и небольшое эссе Ирины, в котором она рассказывает, кто такие люди-собаки и что ей удалось о них понять.

Вы открываете дверь старого дома в центре Вены. Сексапильная девушка в мини-юбке и майке на бретельках приветствует вас, протягивая руку для знакомства. Вы видите других хозяев дома, кто-то из них держит на поводке голого человека, стоящего на четвереньках. Каждый хозяин обязательно представится и спросит ваше имя. Вас проводят в зал, где стоят небольшие круглые столы, а по периметру - диванчики. Блондинка с пышными волосами в обтягивающей розовой кожаной юбке и сапожках на шпильках проведёт вас к месту на диванчике и выдаст брошюрку. На обложке написано, что это приглашение на день открытых дверей сообщества Canis Humanus.

Вокруг бегают «люди-собаки». Они ходят на четвереньках, на них старая одежда, что-то домашнее и застиранное: леггинсы, майки, трусы. Некоторые носят специальные наколенники. На ком-то нет майки, на ком-то - трусов. Они медленно подходят к сидящим гостям, кто-то ластится и просит погладить, кто-то вгрызается зубами в брошюрку или ручку сумки. Подбегают хозяева людей-собак, они учат гостей взаимодействовать с ними, говорить «fui», если человек-собака делает что-то, что вам не нравится.

В брошюрке гость может найти приглашения, написанные разными почерками, от восьми семей, проживающих в этом огромном доме. Также в брошюре содержатся правила поведения в доме и взаимодействия с собаками: «ведите себя как можно тише», «не передвигайтесь большими группами».

Гостей просят открыть десятую страничку брошюры, там указано время посещения подвала для каждого посетителя.

Правила поведения в подвале:

Все риски, связанные с посещением подвала, несёте исключительно вы;

Необходимо неукоснительно выполнять приказания дрессировщиков;

Тщательно вымойте руки перед посещением подвала;

Снимите украшения, пояса и другие предметы, которые могут принести вред нашим собакам;

Избегайте зрительного контакта с собаками;

Не подходите к собаке сзади, приближаться к псу можно только сбоку;

Не гладьте спящих собак;

Ни в коем случае не бейте собак;

Не вмешивайтесь в действия дрессировщиков;

В случае нападения оставайтесь спокойными, не кричите, избегайте суетливых движений. В крайнем случае, лягте на пол, свернитесь калачиком и закройте уши.

Так как мой когда-то изучаемый в университете немецкий так и остался на уровне А2 (а всё написано на немецком языке), понять правила помогает соседка по кушетке, милая австрийка в длинном кардигане. Она шёпотом переводит на английский фрагмент про то, что можно свернуться калачиком, и мы с улыбкой переглядываемся: мол, не может же всё быть прям так серьёзно. Хотя снующие тут и там люди на четвереньках, ведущие себя абсолютно как собаки, внушают определённый страх: неизвестно, чего от них можно ожидать, привычные фоновые ожидания вообще не срабатывают.

Моё время посещения подвала - 19:40, нас собирают в группу и ведут куда-то вниз по лестнице. Перед металлической дверью гостей выстраивают в ряд и на ладонь каждого выдавливают несколько капель средства для дезинфекции рук. Уже знакомая нам sexy chick оказывается одной из дрессировщиц, она говорит о том, что нужно быть максимально аккуратными, нельзя вести себя агрессивно с собаками, важно держать ситуацию под контролем и если что - сразу обратиться к ней или её коллегам-дрессировщикам. Она указывает на огромный синяк на руке и заявляет, что вот это - результат её неправильного поведения с собакой. Её запястья перевязаны бинтами, сквозь которые можно рассмотреть бордовые пятна.

Мы заходим в подвал. На полу стоят клетки, в которых заперты человеко-псы (hunsh по-немецки: hunde (пёс) + mensh (человек). - Прим. авт. ). Кто-то воет, кто-то лает, кто-то мечется по всей клетке и гремит цепями. Бетонные стены, пол чем-то заляпан. На входе нас встречает главный дрессировщик, он много говорит по-немецки, берёт электрошокер, показывает, как им пользоваться. Мне становится взаправду страшно, я не понимаю, о чём речь, а моя спасительница-переводчица оказалась в другой группе. Прямо там, в подвале, нас проводят в комнату одной из дрессировщиц.

Комната дрессировщицы оформлена в духе какой-то порочной Барби: обои и постельное бельё в розовых тонах, из шкафа выглядывает кружевное бельё, а на столе стоят открытая бутылка водки, рюмки, разбросаны пепельницы и пачки сигарет. Комната невероятно подходит этой брутальной и страшно сексуальной дрессировщице, сочетающий блондинистые волосы и розовый топ с командным голосом и жёстким взглядом.

Закуривая и раздвигая ноги так, что отчётливо видны её прозрачные трусы, она снова что-то говорит по-немецки. Я понимаю лишь те фразы, которые уже слышала, и мне крайне не нравится эта выключенность из контекста. В итоге я дожидаюсь, когда она произносит: «Есть ли у вас какие-то вопросы?» - и прошу перевести основные тезисы на английский. Она вздыхает и спрашивает, кто из присутствующих может это сделать. Мне помогает долговязый парень, он озвучивает уже известные правила поведения, но новым для меня становится то, что здесь есть не только люди-собаки, но и люди-волки, и к ним тоже можно сходить. Именно для общения с людьми-волками предназначается электрошокер, именно они опасны настолько, что без оружия туда заходить нельзя. Дама лет сорока тоже слушает перевод и смотрит на меня, пытаясь уловить реакцию. Мы с ней выразительно переглядываемся.

Приключение в подвале оказывается не таким захватывающим, как рисовало воображение. Нас усадили на табуретки возле клеток с разными человеко-псами. В «моей» клетке сидела милейшая девушка с косичками, «из Дании, потому так хорошо говорит по-английски», - прокомментировала дрессировщица. Кличка этой собаки-девушки - Шнуки. Она заглядывает в глаза и разговаривает тихим голосом, периодически странно мотая головой и высовывая язык. Сидевшей на табуретке рядом даме достался намного более агрессивный человеко-пёс, он громко лает, и она не знает, как с ним общаться. Она переключается на Шнуки, и когда девушка-собака в очередной раз странно высовывает язык, дама улыбается.
- Почему вы смеётесь? - с обидой спрашивает Шнуки. - Во мне нет ничего смешного!

Дама тушуется, ведь своим смешком она хотела подчеркнуть, что это всё не более чем забавная игра, и, мол, мы-то с вами понимаем, что Шнуки - человек, притворяющийся собакой, но искренняя обида и раздражение девушки-пса сводят на нет эту неуместную попытку.

В подвал врывается главный дрессировщик, он затягивает в помещение мужчину в трусах на коротком поводке. Мужчина орёт, воет, пытается вырваться. Такое ощущение, что сейчас он и правда освободится и раздерёт нам всем глотки.
- Всё, с меня довольно, - говорит дама, - я ухожу, у меня не такие крепкие нервы.

Тем временем из комнаты с волками выходят первые посетители, их лица измазаны чем-то похожим на сажу. Я расспрашиваю одного из них и узнаю, что в комнате находятся два человека-волка, мужчина и женщина. Оба закованы в цепи. Человек входит к ним, в руке у него электрошокер. «Волки» подходят очень близко, трогают посетителя или посетительницу грязными руками за лицо и, глядя в упор, говорят:
- Ты, жалкое человечишко, ты обезопасил себя оружием. Без оружия ты ничто. Ты виновен в том, что мы сидим на цепях. Но так не будет всегда, твоё величие падёт, ведь мы освободимся, и тогда человечество познает цвет крови.

Время моего посещения подвала подходит к концу. Я выхожу и думаю, что это оказалось таким любопытным перформансом-инсталляцией (так жанр определён на сайте Венского фестиваля) о подчинении и доминировании, а также о принятии другого. В голове проносятся наблюдения: как же быстро я включилась в эту игру, как я гладила по голове милейшую Шнуки, которая и вправду была для меня собакой. Я чувствовала самый настоящий страх перед комнатой с волками, и тут можно ещё порассуждать, был ли это страх того, что волки могут сделать со мной, или же страх самой себя и того, что во мне таится, ведь в руке у меня был бы электрошокер, и я могла бы совершенно легитимно причинить другому существу, потенциально опасному, боль. Я выхожу из клетки, планируя побродить по венским улочкам и порефлексировать о том, чтó именно со мной произошло и из каких компонентов состоит этот шикарно сделанный перформанс.

Но не тут-то было. Я поднимаюсь по лестнице, но дверь, через которую я попала в подвал, закрыта. Я вижу другую дверь, тяну её на себя и попадаю… в квартиру. На кухне сидят хозяева собак, по полу бегают люди-псы, а гости-зрители тем временем ведут беседы с теми и другими, попивая чай.

Так начинается продолжительный квест, путешествие по всему дому, в котором живут восемь семей: люди и люди-псы. Я пытаюсь общаться и задавать вопросы, однако тут мало кто говорит по-английски. Но даже если и говорят, то лишь бегло отвечают на мои вопросы - и снова переходят на немецкий, чтобы всем остальным гостям всё было понятно.

Человеко-пёс Пепси

Интерьеры квартир выполнены в одном стиле: комнаты, как правило, освещает приглушённый свет торшеров, а мебель, занавески, ковры отсылают к каким-то условным пятидесятым годам прошлого века. Чуть ли ни в каждой комнате есть старый громоздкий телевизор с маленьким экраном, по которому без звука показывают записи старых ток-шоу. В некоторых комнатах стоят старомодные большие радиоприёмники. В каждой комнате можно увидеть минимум одну мягкую игрушку-собаку, в некоторых квартирах их намного больше. На стенах висят плакаты с фотографиями собак, на полках видны всякие сувенирные фигурки собак.

Брожу, неприкаянная, по разным семьям. Никогда я так сильно не жалела, что недоучила немецкий. Однако именно благодаря языковому барьеру я всё ещё сохраняю безопасную дистанцию по отношению к происходящему, не вливаюсь полностью, пытаюсь вычленить все крохотные детали, вроде того, что в одной из комнат на небольшой кровати сидит совсем юная девушка, и на ней короткие шортики и какая-то детская майка, на которой нарисован котёнок и написано «pussy». Сквозь майку чётко просматриваются соски девушки - в этом доме никто не носит бюстгальтеров.

И всё-таки я нахожу тех, с кем мне удаётся пообщаться.

Юный человеко-пёс ставит ладони мне на колени. Ему лет двадцать, и он в одних трусах. Его кличка - Пепси. Он заглядывает мне в глаза, и я не могу отвести взгляд. Таких ярко-зелёных глаз я раньше не видела, они производят какой-то гипнотический эффект.
- Ты собака? - спрашиваю я его.
- Нет.
- Ты человек?
- Нет.
- Тогда кто же ты?
- Я нахожусь между человеком и собакой (I’m in between a human and a dog).

Он продолжает смотреть мне прямо в глаза, и этот контакт становится каким-то невероятно интенсивными и неудобно интимным.
- У тебя очень красивые глаза, - говорю я ему.

Он выпрямляет руки и приближает лицо к моей шее. Он обнюхивает меня и говорит, что я очень вкусно пахну. Он кладёт голову мне на живот, касаясь груди, а я окончательно смущена. Я нахожусь в физическом контакте с привлекательным юным парнем, мне приятны его прикосновения, но в то же время я отчётливо понимаю, что он относится к другому виду , что во влечении к нему есть что-то ненормальное , чуть ли не извращённое. Как во влечении к настоящей собаке или…. к ребёнку?

Как объяснит мне чуть позже Дорота: «Нет, они не ненормальные, но они не растут, то есть их тела растут, а умом-то они остаются на одном уровне, они совсем как дети!»

Дорота - это полька, к которой меня отвёл человеко-пёс Снуппи, когда я собралась уходить: «Тебе нужно к Дороте, она знает русский, она из Польши!»

Дорота – полная уютная женщина, она жарила капусту на электроплитке, когда Снуппи ворвался к ней с криками: «Ирина, Ирина, это Ирина, она из Weissrussland, она говорит по-русски, ты должна с ней познакомиться!» Дорота сразу даёт мне задание - пойти в соседнюю квартиру в ванную комнату и наполнить пластиковую бутылку водой, ей нужно для жарки. Я приношу бутылку с водой и начинаю задавать вопросы. В квартире находятся два человеко-пса, юные парень и девушка, на обоих только коротенькие шортики.
- Иди, иди сюда, - подзывает Дорота парня. - Он говорит по-русски, - радостно сообщает она, подмигивая.

Она шепчет что-то ему на ухо, он подходит ко мне и произносит: «Поцелуй меня, Ирина». Дорота улыбается, а он прислоняет своё лицо к моему. Я отворачиваюсь, парень переключается на общение с другими гостями. Дорота хохочет, довольная проделкой. Она рассказывает мне о своих детях, что у неё двое - мальчик и девочка.
- Твои дети - собаки?
- О нет-нет, они нормальные.
- А люди-собаки - ненормальные?

И именно в этот момент Дорота и рассказала мне о том, что они всю жизнь - как дети.
- Хорошо, а как ты нашла своих собак?
- Они сами меня нашли, все собаки сами находят своих хозяев. И всё - они остаются с тобой навсегда.
- А ваше сообщество, дом «Canis Humanus» - единственное в мире?
- Ну, кто же знает? Нам известно ещё только про один такой дом, в Берлине, там тоже живут несколько семей с человеко-псами. Вот, смотри.

Дорота протягивает мне несколько фотографий, на них - трёхэтажный дом, парк рядом с домом, дорога.
- А откуда они вообще такие берутся, люди-псы?
- Ну, это неизвестно. Но Граф говорит, что со временем их будет всё больше и больше, и когда-нибудь их станет больше, чем людей.
- Граф? Кто такой Граф?
- О, ты не знакома с Графом! Ты должна с ним увидеться, именно он основал наше сообщество, дом принадлежит ему, он иногда делает пророчества. Мы ему верим.

Дорота быстро отдаёт какие-то распоряжения по жарке капусты своим людям-собакам Фифи и Белло, берёт меня под руку и ведёт по лестницам к Графу. Мы проходим несколько других квартир, везде Дорота притормаживает и сообщает всем присутствующим: «Это Ирина, она из Беларуси, она не говорит по-немецки, я веду её к Графу». Все меня доброжелательно приветствуют и называют свои имена. Я чувствую, что, куда бы я ни пришла, везде мне будут рады.

И тут я вспоминаю, что раньше уже слышала о Графе: в подвале, когда одна из дрессировщиц его упомянула, кто-то из зрителей спросил: «А Граф у вас тут самый главный?» В ответ на этот вопрос дрессировщицы переглянулись, и нам достался ответ: «Это ему так только кажется».

Граф и его племянник

Мы заходим в огромную богато украшенную комнату с высоченными потолками. На входе стоит медсестра в белом костюме, она ухаживает за Графом. Дорота объясняет ей, что это Ирина пришла, из Беларуси, в такую даль ехала, вот, нужно обязательно с Графом познакомить. Медсестра недоверчиво окидывает меня взглядом, говорит, что важно понимать: Граф очень болен, он пережил инсульт, поэтому нельзя с ним вести себя громко или навязчиво, нужно быть максимально тихой. Я киваю. Я и правда очень хочу познакомиться с Графом.

Мы с Доротой подходим к круглой кровати, на которой в полумраке возлежит пожилой человек, веки его прикрыты. Рядом с кроватью сидит на четвереньках девушка-собака, на её голое тело накинут меховой жакет, еле прикрывающий красивую полную грудь. Дорота целует руки Графа, шёпотом рассказывает, кто я и откуда, спрашивает, могу ли я с ним пообщаться. Граф слабо кивает, я с огромным почтением мягко жму ему руку. Рядом с Графом лежит коробочка, он открывает её и достаёт фотографию. На фото - женщина в белом платье, лежащая на кровати. Граф тихо говорит что-то Дороте, а она переводит:
- Это жена Графа, первая человек-собака, которую он встретил. Он любил её очень сильно. Как-то он оставил её в доме одну, и дом сгорел. Он не знает, сожгли ли его нарочно, чтобы убить его жену, из ненависти, или же это случайность. С тех пор он собирает семьи с людьми-собаками и помогает им существовать и поддерживать друг друга.

Граф умолкает и аккуратно кладёт фотографию в шкатулку.
- Всё, ему нужно отдохнуть, идём, - говорит Дорота.

По дороге она выясняет, что я хорошо говорю по-английски, и отводит меня в семью, где хозяин точно сможет со мной пообщаться. Мы опять проходим через бесчисленное количество комнаток-квартир, везде сидят гости, беседующие с хозяевами и их собаками.
- Иди туда, - указывает мне Дорота, - пообщайся с ними, но потом, когда соберёшься уходить, обязательно зайди ко мне попрощаться.

Мы обнимаемся как старые подруги, и я чувствую бесконечную благодарность и симпатию к этой женщине.

В комнате, куда меня отправила Дорота, только хозяйка и её человеко-пёс, англоговорящего хозяина нет, он вышел. Оказывается, что человеко-пёс неплохо говорит по-английски. Его зовут Неро, и у него ярко выраженная восточная внешность. Его хозяйка, в отличие от прочих, которых я успела увидеть, ведёт себя по отношению к Неро довольно жёстко, заставляет его петь и танцевать «перед гостьей», шлёпает мухобойкой.
- Ирина, а откуда ты? - спрашивает Неро.
- From Belarus, - отвечаю я, но, видя на его лице замешательство, поясняю, - Weisrussland.
- О, Weisrussland, везёт тебе, - говорит он, указывая на свои чёрные волосы, - ты - белая, я - чёрный.

Тем временем возвращается хозяин, он оказывается добродушным лысеющим мужчиной и несколько раз повторяет, что очень рад, что я зашла. Он приходится Графу племянником, живёт в этом доме четыре месяца и собирается съезжать, потому что «это как-то слишком». Он указывает на крупную девушку-собаку, которая разлеглась на весь диван, и комментирует:
- Иногда держать человеко-псов выгодно, они и готовят, и посуду помоют, но некоторые, вот как эта, только и валяются целыми днями, а она ещё любит и на мою кровать забраться, хотя я этого не терплю, должно же быть у человека какое-то личное пространство!

Он говорит громко и много улыбается. В квартиру заходит симпатичная девочка лет пятнадцати, он тут же берёт её в охапку и говорит мне:
- Познакомься, это моя принцесса, королева, я её обожаю! Я так хочу на ней жениться! Ну же, поздоровайся!

Девочка опускает глаза и тихо произносит: «Hello».
- Она стеснительная такая, да, просто очень стеснительная. Но ты не думай, нет-нет-нет! Я к ней и пальцем не притронулся, она для меня слишком молода, я ничего такого не имею в виду! - вдруг начинает он меня убеждать.

Стоит ли говорить, что его громкие уверения вызывают противоположный эффект, и если раньше я бы и не подумала ничего такого, сейчас и правда начинаю подозревать между ними какую-то не совсем невинную связь.

Девочка продолжает усиленно опускать глаза и изображать стеснительность и робость.

И тут я резко прихожу в себя.

Девочка играет стеснительность и робость. Хозяин квартиры играет похоть и смутные терзания по этому поводу. Актёр играет Графа и его постинсультное состояние. Многочисленные актёры играют людей-собак.

Возвращение

Уличить себя в полном погружении в реальность перформанса было крайне неуютно. Я же привыкла считать, что умею твёрдо стоять на ногах и держать необходимую дистанцию по отношению к вымыслу любой степени сложности. Однако здесь все детали продуманы настолько дотошно, а актёры так убедительно играют хозяев и человеко-псов, что психосоциальный эксперимент удался: я с головой погрузилась в альтернативную реальность, испытывала истинный страх в клетке, невероятное почтение к Графу и привязанность к человеко-псу. Чёрт, да в этой вселенной я вполне могла бы позволить себе договориться с хозяином и как-то взять себе (купить? люди-псы продаются?) Пепси, этого юношу-пса с невероятными глазами.

Я покидаю квартиру племянника Графа и ищу выход из дома: мне нужно передохнуть, моя реальность в одночасье стала слишком зыбкой.

Найти выход оказывается не так просто: в доме полно непонятных дверей и коридоров, и с кем бы я ни общалась и ни спрашивала, где выход, история заканчивалась одинаково: меня расспрашивают, чего это я ухожу, и уговаривают остаться, посидеть, выпить чаю.

В итоге я всё-таки нахожу выход. Уже на лестнице встречаю женщину, с которой общалась минут десять назад.
- Всё-таки уходишь?
- Да, я очень устала, мне пора домой.

На часах уже почти двенадцать, перформанс начался в семь. Я хочу пить, хочу спать и хочу вернуться в реальность - пока ещё не поздно.
- Тебе понравился наш день открытых дверей?
- Да, для меня было большой честью побывать здесь, познакомиться со всеми вами, я очень благодарна за этот вечер.
- Хорошо, - улыбается женщина, - для нас очень важно, чтобы люди знали о нас и принимали нас, - она становится очень серьёзной. - Спасибо тебе, что пришла. Вот, держи, - у меня в руках оказывается большой белый конверт.
- Auf Wiedersehen!
- Auf Wiedersehen!

Я выхожу из дома и попадаю на шумную венскую улочку. Что это было? Где я только что была? И что со мной произошло? Я разрываю конверт и нахожу внутри брошюрку перформанса-инсталляции «Мы собаки». С фотографиями, разными текстами, и главное - главное! - именами актёров.

Это был просто перформанс. Реальность всё так же стабильна. Это просто невероятный, гениальный, на грани жестокости - перформанс.

Я подхожу к гостинице, и моё сердце резко пронзает боль. Я не зашла попрощаться к Дороте, как же я могла?!

На следующий день я просыпаюсь и понимаю, что очень скучаю по человеко-псам. Мне грустно, что этот мир оказался выдумкой. Мне грустно, что этих невероятных существ на самом деле не существует.

Кто такие люди-собаки и откуда они взялись

WIR HUNDE/US DOGS - творение творческого коллектива SIGNA, состоящего из двух людей, супругов Сигны и Артура Кёстлеров. Сигна - датчанка, Артур - австриец. Живут и творят они в основном в Копенгагене. На официальном сайте они так описывают свою деятельность:

« Каждый проект - сайт-специфик перформанс, который осуществляется в нетрадиционных пространствах. В сотрудничестве с международными участниками основатели коллектива создают полностью иммерсивные (обеспечивающие полный эффект присутствия. - Прим. авт.) продолжительные инсталляции, работающие с архетипами, импровизацией и тщательно продуманными визуальными ландшафтами для исследования структур власти и деградации, идентичности и желания. Публике предлагается не только посетить и исследовать пространственные инсталляции, но также и участвовать в них и, в некоторых случаях, влиять на ход событий. Продолжительность перформансов коллектива SIGNA: от шести до двухсот пятидесяти часов нон-стоп. Длительная продолжительность позволяет разрабатывать сложные истории, также давая публике время на адаптацию и погружение в мир перформанса. За несколькими редкими исключениями, в перформансах нет физического барьера между актёрами и зрителями. Зрителям предлагается вовлечься в проект так же, как это происходит в повседневной жизни, впитывая все визуальные, слуховые и тактильные сигналы внешней среды. Влияния на разные органы чувств детально проработаны в каждом проекте для обеспечения максимального погружения публики. Например, зрителю предлагается участвовать в приготовлении и потреблении пищи, помогать с домашними обязанностями или физически вовлекаться в ритуалы, проводимые перформерами».

Изучив список других перформансов коллектива, я понимаю, что мне довелось поучаствовать в чём-то довольно лёгком, так как среди их творений - «Salò» по мотивам одноименного фильма Пьера Паоло Пазолини. Вот уж куда точно не следует ходить слабонервным!

Пёс Кулика

Российский художник-перформер украинского происхождения Олег Кулик прославился серией перформансов, где он представал в образе псов разной степени бешенства. Именно Кулик всплыл в памяти, когда я только заходила в дом и увидела стоящего на четвереньках обнажённого мужчину в ошейнике и на поводке. Впервые Кулик «стал псом» в 1994 году в галерее Марата Гельмана. Перформанс назывался «Бешеный пёс, или Последнее табу, охраняемое одиноким Цербером». Поводок держал художник Александр Бренер, а голый Кулик-пёс бросался на зрителей и проезжающие мимо машины. В документальном фильме «Олег Кулик: вызов и провокация» художник рассказывает, что в момент самого перформанса, когда он бегал по улице перед галереей и бросался на людей, он находился в изменённом состоянии сознании из-за того, что ошейник пережимал горло, и художнику не хватало воздуха для нормального дыхания. Перформанс длился семь минут, которые, как утверждает Кулик, он не помнит.

Однако по-настоящему Кулик-пёс стал известен после перформанса в Цюрихе «Reservoir Dog». Кулик хотел быть, по его выражению, «таким мерзким грязным псом», он сидел голый на поводке у входа в галерею Кунстхаус и бросался на тех, кто пытался попасть на выставку. Шокированные швейцарцы вызвали полицию, но в итоге и представители закона не очень понимали, что делать с грязным и голым мужчиной на четвереньках, кусающим людей. В итоге Кулика забрали, озвучили, что могут предъявить нарушение пяти статей Уголовного кодекса, однако быстро отпустили.

Пёс Кулика - это свободный, агрессивный, несдержанный пёс. Он непосредственен в своих порывах, опасен, мерзок, неконтролируем. Это не тот пёс, который прошёл через подвал дома Canis Humanus с его сексапильными и брутальными дрессировщицами.

Ползающий на четвереньках голый человек в ошейнике, послушный и покладистый - это ещё и отсылка к БДСМ-культуре, в частности к такому направлению, как дог-плэй (есть ещё вариации на эту тему: пет-плэй, пони-плэй и так далее). В рамках дог-плэй так называемый «нижний» играет роль собаки, которую доминант дрессирует и вообще делает с ней что хочет. В БДСМ культуре под собачкой тоже понимается пассивное и покладистое существо, которое заслуживает наказания за «плохое поведение». Прямо как в Canis Humanus. (Хотя это всё, конечно, мои предположения. Не являясь частью этой культуры и опираясь только на выкопанные в сети источники, я могу очень ошибаться).

Псы Кёстлеров

Давая зрителю/гостю в руки настоящий электрошокер для посещения клетки людей-волков, Кёстлеры рискуют, ведь мало ли кто к ним придёт (человека-волчицу играет сама Сигна Кёстлер). Зритель оказывается в пространстве, где легитимно можно причинить другому боль, и сдерживающим фактором является разве что ваши личные границы приемлемого. Такой эксперимент может открыть нам те стороны нашей животной натуры, о которых многие и знать не хотят.

Одним из самых известных примеров такого рода перформанса-эксперимента является «Ритм 0» Марины Абрамович. В 1974 году в Неаполе Абрамович на шесть часов отдала своё тело во власть зрителей. Участникам перформанса было предложено 72 предмета, с помощью которых они могли взаимодействовать с телом художницы: роза, мёд, виноград, карандаш, краски, свеча, кнут, лезвие, ножницы, скальпель, спички, пистолет, пуля. Люди срезали ножницами одежду Абрамович, втыкали ей в кожу шипы, резали лезвием, а закончился перформанс, когда один из зрителей вставил пулю в пистолет, вложил его в руку Абрамович, прислонил пистолет к её виску и положил палец художницы на курок. Тогда перформанс был прекращён, потому что другие зрители встали на защиту жизни художницы. Абрамович рассказывает, что больше всего её поразило, что когда перформанс закончился и она пошла на зрителей, они в ужасе разбежались. Они не были готовы к тому, чтобы взаимодействовать и смотреть в глаза человеку, который только что находился в их власти.

Бродящие по дому человеко-псы со свисающими изо рта слюнями также заставили меня вспомнить соотечественника Сигны Кёстлер Ларса Фон Триера. Его «Догма № 2» - фильм «Идиоты» - стилистически рифмуется с «US DOGS». Если герои Триера раскрывали в себе «внутренних идиотов», то человеко-псы проявляют свою «истинную природу» лиминальных, находящихся «между» существ, не подпадающих ни под одну из устойчивых категорий. Герои Фон Триера - и не нормальные, и не душевнобольные, человеко-псы - и не люди, и не собаки. Существование в замкнутом пространстве необычного сообщества у Триера заканчивается развалом самого сообщества. Что там могло бы произойти в Canis Humanus, нам остаётся только догадываться, но даже крохи информации, которые мне удалось собрать, демонстрируют, что в сообществе крайне неоднозначное отношение к гуру и основателю - Графу. Тут можно напридумывать сотню сюжетов.

«Я родился человеком, но на самом деле я собака. Я всегда об этом знал. И люди, и собаки - все об этом догадывались, но никто не мог понять. Как такое можно допустить - человек-собака? Я вырос в полной изоляции и думал, что я один такой. Я возненавидел сам себя, стал язвительным и нелюдимым. Ни человек, ни собака не могут так жить - в одиночку. Чтобы почувствовать себя собакой, я позволял избивать себя, плохо с собой обращаться. Возможностей было предостаточно, но любовь спасла меня. Меня отыскали «мои» люди, которые могут любить меня как собаку. Сейчас я являюсь частью семьи, и я счастлив».

«Я человек-собака, брошенная, больная и злая, никто меня не любит. У меня нет имени, да мне оно и не нужно. И я скажу вам: я буду появляться на свет снова и снова. Ваши матери, сёстры и дочери дадут мне жизнь. Я это вам обещаю. И когда нас будут тысячи, наступит время людей-собак. И что вы тогда с этим сделаете? Что?

Бог будет взбешён. Вы его никогда не видели, поэтому вы не испытываете ни страха, ни любви. А вот я видела Бога, и поэтому мне очень страшно и моя любовь сильна. Мне негде спрятаться.

Я чужак, но я не всегда буду такой, потому что придёт время людей-собак. И тогда у вас тоже не будет убежища. И это не сумасшедший дом. Это тюрьма, в которой живут и люди, и собаки, моя единственная крыша над головой, добротная крыша, хоть она иногда и протекает. Но это тюрьма меня не удержит, ведь таких, как я, будут тысячи, и мы ворвёмся в ваши дома. Я уже в ваших садах и дворах. Что же теперь?»

Тема собаки

Собака. Почему именно собака? Самое коммуникабельное из домашних животных, милое существо, зачастую - настоящий член семьи. Однако по запросам в поисковике «собака убила человека» и «собака убила ребёнка» можно собрать целую коллекцию жутких новостных заметок. Собака - это не только комок нежности и ласки, но и смертельная опасность в вашем доме.

С темой собак не так давно работал венгерский режиссёр театра и кино Корнель Мундруцо в фильме «Белый Бог». Помните, в самом начале Хаген - это милый пёс главной героини, преданный и безобидный. Однако когда Хагена бросили одного в безумном и жестоком мире, он превращается в настоящего хищника, жестокого и бескомпромиссного. В фильме и главная героиня, девочка-подросток, и её пёс Хаген бесконечно страдают из-за эгоизма отца девочки.

Вы замечали, что для общения с животными и детьми люди часто используют похожие языковые конструкции, интонации и вообще поведение? Животных надо дрессировать, детей - воспитывать, и в обоих случаях взрослый человек оказывается носителем некого знания и представления о том, что «правильно», а что нет. Однако важнее другое: взрослый человек имеет власть навязывать детям и животным свою волю. И он этой властью постоянно пользуется.

Вспомним пространство дома, где живут семьи с людьми-собаками. В комнатах и квартирах я почти не наблюдала насилия (за исключением хозяйки Неро, но всё равно это такой лёгкий вариант). В семьях живут уже адаптированные, то есть выдрессированные человеко-псы. Они знают команды, и ими можно управлять. Для того чтобы они стали такими удобными членами социума, необходим подвал, где происходит насилие. Дрессировщики запросто могут поднять руку на человеко-пса или обезвредить его электрошокером. Зрителю тоже предлагается почувствовать всю прелесть своей власти: это не мы сидим в клетках, это не нам нужно учиться подчиняться. Человеко-псы должны избавиться от своих опасных животных проявлений ради того, чтобы быть принятыми хозяевами. Любви и принятия заслуживают лишь те, кто отказывается от части себя.

В интернете можно найти очень любопытную книгу одного из авторов проекта Looo.ch Никиты Елизарова под интригующим названием «Дети, животные, секс». «Почему пушистые и неуклюжие звери так прочно ассоциируются с детством и его атрибутами?» - задаётся вопросом Елизаров.

Своей аргументацией автор может очень смутить умы обывателей (на сайте книга так и анонсируется: «интеллектуально бесстрашный анализ царящих в культуре предрассудков»). К примеру, размышляя о сексуальных связях людей с животными, он утверждает: «Зоофилия - это вездесущее явление, возникающее в разных культурах независимо друг от друга. <…> У Константина Великого прозвище было „Короёб“, у Хатшепсут были собаки, наученные делать куннилингус, жены римских сенаторов не имели права отказать псам Тиберия». Почему? Потому что современный социальный человек - это тот же одомашненный зверь. Он преобразован так же, как доместифицированы все эти милейшие котики и собачки, которые живут в квартирах городских многоэтажек. Никакой особой разницы между человеком и животным нет, как бы нас ни уверяла в обратном христианская идеология, провозглашающая, что человек - венец творения.

Елизаров спорит с мнением, что сначала люди научились разговаривать с детьми, а потом стали разговаривать с доместифицированными животными как с детьми, мол, потому что они похожи на молодняк нормальных, диких животных. Он переворачивает этот аргумент: люди разговаривают с детьми как с животными, ведь сам по себе концепт «детство» - это относительно недавнее изобретение. Ссылаясь на труды Эразма Роттердамского, Елизаров утверждает, что вплоть до Нового времени в Европе не было никаких идей о воспитании и подготовке детей, то есть дети росли как придётся, и никто их специально не адаптировал под будущий взрослый мир. Эразм, пишет Елизаров, употреблял «уже устоявшиеся и работающие на практике модели дрессировки животных к воспитанию детей». То есть сначала люди научились взаимодействовать с животными и только потом - с детьми, используя уже отработанные схемы дрессировки.

В заключение

К чему вообще всё это? Помните, Дорота комментировала поведение человеко-псов: мол, они же совсем как дети? Помните моё крайнее смущение, когда я почувствовала удовольствие от близкого контакта с человеко-псом? Книга Елизарова хорошо (пусть и в какой-то мере пугающе) объясняет, в чём тут дело.

Современная нормативная сексуальность, пишет Елизаров со ссылкой на исследователя родства Марка Шелла, ограничена двумя основными табу: на инцест и зоофилию. По мнению исследователя, оба табу связаны с поддержанием структур родства: нельзя тянуться к представителям другого вида, нельзя хотеть секса с родственниками. Тут всё вроде как просто. Однако когда появляется фигура ребёнка-питомца, схема усложняется. Питомец - это уже не совсем животное (ведь он доместифицрован и максимально приближен к человеку), потому «он оказывается в допустимом спектре сексуальных объектов». Но в то же время он является «ребёнком», а табу на инцест и педофилию никто не отменял. Ребёнок-питомец становится запретным объектом желания, за счёт своей двойственности он притягателен и, как всё самое желанное, недоступен.

Все эти мягкие игрушки в квартирах хозяев, юные человеко-псы, разгуливающие на четвереньках почти голышом, нарочито инфантильные комнатки дрессировщиц ярко демонстрируют, что вот это сексуальное напряжение в перформансе создано именно благодаря эксплуатации образа ребёнка-питомца. Среди человек-псов было совсем мало актёров или актрис, выглядящих старше лет двадцати. У большинства девушек - небольшая, «подростковая» грудь, большинство парней - худощавого телосложения.

Человеко-псы - это реализация фантазии про ребёнка-питомца, который уже не ребёнок, потому и связь с ним становится возможна. Зритель оказывается в крайне неуютном положении: ладно уже открыть в себе жажду насилия и удовольствие от власти, про это сейчас и так стали говорить всё чаще, но вот влечение к детям-питомцам - это уже слишком.

В «US DOGS» Сигна и Артур Кёстлеры не проявили жалости ни к себе, ни к актёрам, ни к зрителю. Кёстлеры беспощадно вытягивали на поверхность самые запретные желания, предлагая зрителю-участнику возможность почувствовать, каково это - освободиться от гнёта морали и культуры хотя бы на время перформанса. Однако осмелиться сделать этот шаг в пропасть вместе с ними могут лишь немногие. Увидеть бездну, прячущуюся в душе под слоем выученных и привитых норм морали, - страшно.

20 лет назад, 23 ноября 1994 года, Олег Кулик впервые предстал перед изумленной публикой в образе бешеного пса. Oбраз человека-собаки был настолько ярок, что фамилию Кулик даже сегодня, через 20 лет после начала «собачьего цикла» и через 16 после его завершения, знают люди, никогда не интересовавшиеся современным искусством. Человек-собака Кулик, до 1994 года экспозиционер в галерее «Риджина», становится массмедийным персонажем и таким же символом времени, как телеведущий Владислав Листьев, политик Владимир Жириновский и глава финансовой пирамиды «МММ» Сергей Мавроди. Главный редактор журнала «Артгид » Мария Кравцова вспоминает все собачьи акции художника.

«Бешеный пес»

23 ноября 1994 года в галерее Марата Гельмана состоялось первое появление человека-собаки. Из помещения галереи на Малой Якиманке выскочил обнаженный Кулик, привязанный к цепи (ее конец был в руках у художника Александра Бренера, одетого только в боксерские трусы), и в течение семи минут кидался на проезжавшие мимо машины и зрителей.

Олег Кулик: «После того как я перестал развешивать картины в “Риджине”, у меня не было денег даже на хлеб. Мне ничего другого не оставалось, как бегать по улицам, как бездомный пес, и лаять на людей. Я приполз к Марату Александровичу Гельману и предложил охранять вход в его галерею. “Возьмешь, - говорю, - меня на службу, буду верен тебе, как пес цепной”. Он заржал, даже выгнал меня, кажется, а потом перезвонил и согласился. Я начал продумывать детали акции и понял, что она будет не очень удачной, если я буду просто сидеть на привязи рядом со входом с галерею. Нужна была динамика, поэтому возникла идея подключить Сашу Бренера, который бы водил меня на цепи. Саша сначала воспринял предложение с настороженностью, но пообещал подумать. Подумал, подумал и согласился, а заодно к моему названию “Бешеный пес” придумал и поэтические продолжение: “Последнее табу, охраняемое одиноким Цербером”. После первого “собачьего” перформанса в газетах писали: “До чего народ довели, люди голые бегают по улицам и бросаются на прохожих!”, - а мэр Лужков обещал вытравить голых с улиц города».

Reservoir Dog

В следующем, 1995 году Кулик «дает собаку» в Цюрихе: никому не известный художник приезжает из России, чтобы блокировать вход на выставку «Знаки и чудеса. Нико Пиросмани и современное искусство» куратора Биче Куригер, на которой, помимо работ Пиросмани, экспонировались произведения Джеффа Кунса, Синди Шерман, Демиэна Херста и других ведущих мировых художников.

Олег Кулик: «Я считал, что “Бешеный пес, или Последнее табу, охраняемое одиноким Цербером” станет моей первой и последней подобной акцией, когда неожиданно пришло предложение сделать нечто подобное в Цюрихе. Письмо за подписью Биче Куригер было написано на бланке Кунстхауса Цюриха и выглядело весьма солидно (хотя потом я узнал, что приглашение подделал и прислал Александр Шумов, а музейное начальство до последнего момента не подозревало о том, что я упаду им на голову). Я решил, что видоизменю акцию - буду сидеть внутри музея, в уголочке и изображать тихий ужас из России. Но оказалось, что в Цюрихе меня никто не ждет, Куригер заявила, что художника по имени Олег Кулик не существует, а охрана музея вышвырнула меня на улицу. И в этот момент передо мной встала дилемма - умыться, уехать домой и уйти из искусства или протестовать! Я решил, что раз меня, по утверждению Куригер, не существует, то я могу делать все, что угодно! Я перегородил вход на выставку, рычал, кусался и никого не пускал в музей. В результате меня арестовали, разразился большой скандал, о котором Биче до сих пор вспоминает с нежной ностальгией».

«Человек с политическим лицом»

Одна из самых громких медийных акций Кулика 1990-х - создание Партии животных в 1995 году, от которой он был намерен баллотироваться в президенты. Кулик ведет предвыборную агитацию в Политехническом музее и на московских рынках, выступает перед журналистами в костюме и собачьем наморднике в центре Москвы - на Тверской. На предвыборных плакатах запечатлены страстные лобзания кандидата с собакой и лозунг: «Какие претензии к нам могут быть у зеленых, дружок?»

Олег Кулик: «На НТВ в 1995 году была организована дискуссия, как отнять голоса у ультрарадикалов. Появилась идея организовать как можно больше смешных партий, в частности Партию животных Кулика, чтобы она отбила 2–3 процента сумасшедших у Жириновского. Леонид Парфенов тогда сказал: “Вы уверены, что он отобьет 2 процента, а если это будут все 20–30? ” Партия животных была органичным продолжением моего зоофренического проекта. Политика как таковая меня не интересовала, я всегда хотел быть художником. Скорее это была метафора времени, когда политика идет не от ума, а от какой-то животной потребности выделиться, занять какое-то место, пометить столбы. Думаю, что моя идеология любви к животным, близости к природе могла запросто захватить вообще всю Россию, и я стал бы президентом. Я провел несколько шумных акций по сбору подписей. Но когда принес в избирком подписные листы, на которых были приклеены мухи, тараканы и киски лапку приложили, меня буквально вышвырнули оттуда».

«Собачий дом»

В 1996 году по приглашению художника Эрнста Бильгрена Кулик участвует в выставке Interpol в Стокгольме. В уже узнаваемом образе взбесившегося пса он бросается на посетителей вернисажа и даже кусает одного, в ответ на эти действия его бьет ногами шведский куратор выставки. Художник Александр Бренер на той же выставке выступает не менее радикально, уничтожив работу китайского художника Гу Вэньда. Возмущенные участники выставки написали коллективное письмо с осуждением действий Кулика, Бренера и куратора Виктора Мизиано, разослав его по всем международным художественным институциям. Результат оказался неожиданным для обвинителей. Многие признали легитимность действий художников, а один из ведущих журналов по современному искусству в мире, Flash Art, поставил фотографию Кулика на обложку. Многие впоследствии признавались Кулику, что узнали о его существовании именно из этого гневного коллективного письма и последовавших за ним публикаций.

Олег Кулик: «Выставка задумывалась как диалог Запада и Востока. Было приглашено множество художников, каждый из которых пригласил еще по одному экспоненту. Но когда до открытия оставался месяц, выяснилось, что диалог - как между Западом и Востоком, так и между кураторами и художниками, а также художниками и художниками - зашел в тупик, начались скандалы и распри. И в какой-то момент работавший с животными шведский художник Эрнст Бильгрен произнес следующую фразу: “Легче договориться с животными, чем с людьми”. На что Виктор Мизиано ответил: “А у нас есть такое животное!” Так меня в последний момент пригласили участвовать в выставке Interpol для того, чтобы завершить многосложный диалог между Западом и Востоком. Ну а что случилось дальше, все знают - были укушенные, оплаканные и предельно возмущенные».

«Собака Павлова»

В том же году куратор Роза Мартинес приглашает Кулика принять участие в 1-й «Манифесте» в Роттердаме. Художник в течение нескольких недель живет в будке и гуляет на поводке, изображая собаку Павлова.

Олег Кулик: «Этот проект мы делали в сотрудничестве с учеными из Роттердамского университета. Мой, то есть человеческий интеллект, исследовали на предмет редукции - что происходит, когда человек попадает в условия, более привычные для животных, как быстро к нему возвращаются животные качества - прыткость, ловкость, обостренное обоняние - и как быстро он теряет способность рефлексировать. Целыми днями я занимался на специально придуманных снарядах, бегал, прыгал и так далее. При этом мне постоянно показывали произведения искусства. Я постоянно, 24 часа в сутки пребывал в образе собаки. Тяжелее всего было ночью. Целый день я прыгал и бегал, страшно уставал, но как только вечером начинал засыпать, в мою лабораторию начинали пытаться проникнуть всякие подлецы. За ночь четыре-пять очень пьяных и очень веселых человека пытались уличить меня в том, что я не живу собачьей жизнью. Дверь открыть они не могли, но они лаяли, выли, хихикали и в целом вели себя неприлично. Я же был настроен предельно серьезно и меня возмущала вся эта идиотская возня».

«Я люблю Европу, а она меня нет»

В 1996 году на берлинской площади Марианнеплац Кулик охранял флаг Евросоюза, окруженный 12 полицейскими с овчарками.

Олег Кулик: «В 1996 году я был стипендиатом культурного центра Kunstlerhaus Bethanien, жил в Берлине и слушал бесконечные дискуссии на тему нужно или не нужно объединять Европу. Я всегда был сторонником объединения, но считал, что объединяться лучше всего не просто так, а перед лицом внешнего врага. И в качестве этого врага я решил предложить Европе себя и объединить ее через направленную на меня агрессию. В результате я стоял в окружении 12 немецких овчарок (ведь именно столько звездочек на флаге Евросоюза), которых держали полицейские. Я вел себя агрессивно, бросался на собак, и они отвечали мне еще большей агрессией, бросались на меня в едином порыве. Их единение против была настолько мощным, что после этого Европа благополучно объединилась».

«Не могу молчать!»

В том же году Кулик с громким лаем появился перед зданием Европарламента в Страсбурге, привязанный, подобно сторожевому псу, к теленку, на которого был накинут британский флаг. Тем самым Кулик протестовал против превентивного уничтожения поголовья коров в Великобритании, осуществляемого в попытке остановить распространение вируса коровьего бешенства.

Олег Кулик: «Акция была приурочена к кампании по уничтожению больных английских коров, которая показалась мне крайне негуманной. В Англии коров отправляли на бойню, а потом в крематорий, а в России пустовали бесхозные луга и поля. Я очень переживал за судьбу животных и думал, зачем убивать их и потом сжигать 5 миллионов трупов - лучше потратить эти деньги на перевозку коров в Россию, где выпустить стада на вольный выпас и доверить их жизнь судьбе. Если этим несчастным животным суждено погибнуть от болезни - пусть будет так, но ведь может случиться, что они поправятся на воле и проживут прекрасную долгую жизнь. Я приехал в Страсбург, где располагался Европарламент. По моей просьбе левые студенты привели мне теленка, с которым я вышел к парламенту и пролаял мое отношение к этой проблеме».

«Я кусаю Америку, Америка кусает меня»

В 1997 году Кулик отправляется в Америку, где проходит паспортный контроль с собачьим ошейником на шее. Он живет в нью-йоркской галерее Deitch Projects, изображая собаку. Название перформанса отсылает к классическому перформансу Йозефа Бойса «Я люблю Америку, Америка любит меня», во время которого художник провел несколько дней в компании живого койота в галерее Рене Блока в Нью-Йорке.

Олег Кулик: «В этом перформансе были нарушены все американские табу. Представьте себе голого агрессивного белого мужчину, который атакует, кусает, испражняется на зрителей - и более того, явно отдает предпочтение женщинам. Он подходит к ним, обнюхивает все их интимные места, но те в ответ хохочут и нежно и публично поглаживают этого голого белого мужчину. Причем желающих поучаствовать в этом проекте женщин были тысячи, и десятки тысяч получили удовлетворение. Этот контекст, конечно, несколько переориентировал тему человека-животного на социально-гендерную проблематику».

«Четвертое измерение»

В том же году Кулик охранял вход в Венский сецессион, нападая на посетителей. Тех, кому удалось преодолеть это живую преграду, внутри ожидала видеоинсталляция с прямой трансляцией происходящего на улице.

Олег Кулик: «Во время этой акции я тоже, как и в Цюрихе, не пускал людей в музей, но в этот момент меня - сверху, фронтально и сбоку - снимали три камеры, а еще одна была закреплена у меня на лбу. Таким образом зритель мог не только пообщаться со мной, но и увидеть со стороны на специальных экранах все мои действия. Все это создавало невероятную динамику. Я метался в толпе людей, и закрепленная у меня на лбу камера проецировала на экран эти метания: какие-то складки, ноги, платья - несфокусированный, направленный на все сразу и ни на что конкретно взгляд животного. Во время акции я атаковал двух мужчин, один из которых схватил меня за ошейник и пережал им горло. Я потерял сознание, а когда очнулся, долго не мог понять, где я нахожусь и что со мной происходит. Я лежал голый на ступеньках, вокруг меня куда-то поднимался поток красиво одетых людей. Я нашел в себе силы подняться и с невеселым видом поплелся вслед за этими людьми на выставку. Вот такой забавный негероический конец получился у этой акции».

«Семья будущего»

Серия постановочных фотографий 1997 года, изображающих «семейную жизнь» Олега Кулика и пса Бакса. «Я верю, человек […] должен […] отказаться от представлений о себе как о центре Вселенной в пользу равенства всех биологических видов, организовать процесс гармонического сосуществования всех живых существ на Земле, расширить институт брака до межвидового, раствориться в собаке, кошке».

Олег Кулик: «Эта акция была посвящена необходимости ради будущего счастья всего человечества отказаться от антропоцентризма и тому, что равноправия между людьми и животными не будет, пока не будут возможны брачные отношения между ними. Причем под словом “брачные” я не имею в виду сексуальные отношения, а говорю скорее об отношениях договорных. Огромное количество людей делит жизнь с котиками и собачками, их любят, балуют, им даже завещают имущество. Я просто довел до логического конца идею равноправия живых существ и сформулировал идею отказа от антропоцентрической логики, которая пронизывает всю жизнь современного человека».

«Белый человек, черная собака»

В 1998 году Кулик пытается подружиться с большой черной собакой, находясь в полной темноте. Зрители их видят только во вспышках двух фотокамер.

Олег Кулик: «Это было чудовищно. Сначала в большом зале очень долго собирались люди, каждого из которых перед тем, как пустить в зал, долго обыскивали, отбирая ножи, фонарики, свечи и зажигалки. В результате в зал набилось огромное количество людей, которые колыхались вокруг маленького пятачка. Выключился свет, и во вспышках камер можно было увидеть человека, который вступал в разные взаимоотношения с огромным лохматым черным псом. Но в какой-то момент собака ушла с этого пятачка, а мне пришлось последовать за ней. Вокруг была тьма, колыхалась темная масса людей, мне приходилось следовать за собакой практически по головам в неизвестном направлении, все это вызывало тихий ужас».

Олег Кулик: «Я сказал Ардиссону, что раз он такой крутой и богатый, я сделаю еще один перформанс, но только так, как я хочу и там, где я хочу. А еще я заявил, что мне нужна шикарная блондинка с поводком, а также гарантии того, что они [сотрудники Тьерри Ардиссона] не только снимают на камеру, но и, если что, разруливают проблемы с полицией. Меня заверили, что проблем не будет. Я долго думал, где делать акцию и понял, что надо захватить Бастилию. И вот мы приезжаем на площадь Бастилии, мне говорят, что перформанс должен начаться ровно в 19:00, и тут я понимаю, что мы заранее не обсудили, где я буду раздеваться. Мы подумали и решили, что делать я это буду в туалете Театра радикального танца, который располагался на площади. И вот я голый в ошейнике выхожу из кабинки, и все, кто был в этом туалете, пятнадцать элегантно одетых мужчин, как по команде поворачиваются в мою сторону, и после этого у меня происходит отключение чего-то в голове. Чик! И исчезает моя социальная личность, я превращаюсь в животное! И в таком состоянии я выхожу на площадь Бастилии. Писаю. На пешеходном переходе зажигается красный свет, машины останавливаются, и я начинаю по ним прыгать! Автомобилисты и прохожие видят, что идет съемка и полиция не вмешивается, всем становится весело, все смеются. Должен быть скандал, а они смеются! Я слез с машин, разворошил киоск с газетами, поприставал к двум дамам, одна из которых брызнула в меня из перцового баллончика, увидел девицу с сигаретой, завалил ее, мы покатились, сигарета выпала, и я ушел по переходу на другую сторону площади. Перформанс закончился. Ардиссон был очень доволен тем, что в результате получилось. Сюжет про охраняющего площадь Бастилии человека-собаку показали по телевидению два раза».

Конец человека-собаки

Олег Кулик: «Я понял, что проект исчерпал себя, когда меня начали приглашать “исполнить собаку” за деньги во время какого-нибудь события. Однажды я согласился выступить с перформансом в одном из московских клубов, и это вылилось в жуткое позорище: меня заставили облачиться в какой-то костюмчик, поводок, который обычно держала Мила Бредихина, передали какому-то охраннику, который таскал меня за собой как тряпичную куклу, периодически натравливая то на Жириновского, то на каких-то проституток. Это было чудовищное зрелище, смысл которого был исключительно в унижении художника, который согласился выступить на заказ. Но отвратило меня от подобных экспериментов не только это конкретное событие, но и то, что в формате заказного шоу из моего высказывания уходили элементы партизанщины и неожиданности, то, что составляло наибольшую ценность, потому что ломало ожидаемый ритм событий».

Людям с больной психикой лучше не листать ленту дальше, эта информация может всерьёз шокировать

Очень сложно вообразить такое в реальной жизни. Но мужчина совершил то, что хотел.

Кто это такой, что это за цирк?

Как вы считаете, в нашем современном мире возможна подобная операция?

Хирург сделал надрез на коже животного, мы все правильно поняли?

Мужчина отпилил уши любимца, а затем морду и область вокруг глаз, зачем?

А вот человек, который захотел получить себе частичку пса, - Родриго Брага.

Операция вот-вот начнётся.

Мужчине пришивают отрезанные от собаки части, так?

В рот Родриго вставили трубку, дабы он мог дышать через неё.

Образ пса нельзя оставить незаконченным, нужны уши!

Довольно странно, не правда ли? Но сейчас вы узнаете всю правду об увиденном на снимках.

Как оказалось, Брага - художник из Бразилии, ниже вы увидите его работу 14-ти летней давности.

Голова человека, которая будто принадлежит мужчине, в реальности всего лишь искусственно созданная копия.

Но части животного - настоящие. Собака погибла в результате несчастного случая, а её части тела использовали для образа.

Родриго хотел создать гибрида человека и животного, поэтому в качестве существа выбрал собаку. Больше информации можно узнать, набрав в поисковике Родриго Брага.

И, как всегда после полуночи, его снова начал бить озноб… Не первый и не последний раз за все эти долгие ночи. Только закроешь глаза, и спасительная темнота уже готова принять тебя в свои мягкие объятия… То же самое видение - чёрный пёс у аптеки. И смотрит, смотрит тебе в глаза с лёгкой насмешкой. Как будто знает о тебе что-то такое, что обычно стремишься скрыть от других. Собачьи глаза мудры, но у этой псины не было той мудрости во взгляде, одна пронзительная издёвка.

Каждый раз, возвращаясь с работы, у старой маленькой аптеки, почти спрятавшейся под жёлто-зелёной елью, он встречался глазами с этим, как будто привязанным к пейзажу, созданием. День за днём, месяц за месяцем, глаза в глаза. Человек-пёс, пёс-человек…

Однажды, тёмным проливным вечером, он чуть не попал в аварию, заворожённый этим пристальным, насмешливо-ожидающим взглядом… Случайность. Но последние месяцы, стоило только провалиться в спасительную темноту, яркой вспышкой - пёс у аптеки.

И сон срывался вспугнутой птицей, и так до самого утра.

В этот день он возвращался с работы непривычно поздно. Людей на улицах уже не было. И лишь свист ветра, разбивающегося о вершины зданий, и слабый сонный свет фонарей говорили о том, что это Город. И что цивилизация не спит никогда… Время чёрных котов.

Неожиданно он вспомнил, что его первая жена всегда называла так эти часы с полуночи и до рассвета. Кажется, то ли бабушка, то ли мать рассказывала ей в детстве, что, после того как пробьёт, двенадцать, в город на улицы выходят чёрные коты. Но это не простые кошки, они больше обычных раза в три и, бродя по тротуарам, жадно ловят любые злые мысли, гнев, страх с таким же наслаждением и азартом, с каким наши маленькие пушистые друзья гоняются за мышами. И от этого они растут, становясь всё больше и злее… Горе тому одинокому пешеходу, который повстречается с ними на своём пути.

Бред… Лёгкий озноб пробежал у него по плечам. И внезапный раскат грома испугал так, что он чуть не выпустил руль. Но всё обошлось. Машина спокойно мчалась по дороге, и фары деловито освещали то листья деревьев, прибитые каплями дождя к асфальту, то редких прохожих, спешивших скорее укрыться от ненастья. Но вот и аптека. И, как в дешёвом фильме ужасов, опять та же самая картина - чёрный пёс у дверей.

И ведь нельзя было сказать, что в этой беспородной псине ощущалось нечто демоническое. Простая дворняга средних размеров. Мы ежедневно встречаем таких на наших улицах. Уши висят, хвост колечком - белые, рыжие, пегие. Но только ни одна собака до сих пор так пристально не смотрела в глаза человеку. Собаки обычно отводят взгляд. И, скорее всего, ни у одной собаки не бывает такого иронично-насмешливого взгляда. Это он знал наверняка. И в этот момент проклятая псина облизнулась и высунула язык, словно открыто усмехаясь над ним.

Бешеная злоба часовым механизмом застучала в висках. Ещё мгновение, и машина рванулась вперёд, словно собираясь протаранить старую постройку со всем тем, что находилось рядом с ней. Рёв мотора и грохот молнии слились воедино. Каждая секунда растянулась так, как тянется время в приёмной дантиста - медленно, страшно, неотвратимо. И, словно во сне, он увидел, как падает старая ель прямо к колёсам его автомобиля и как яростно-белая молния впивается в крыльцо аптеки…

Сколько это длилось - неизвестно. Когда он пришёл в себя, машина стояла у самой обочины, рухнувшее дерево лежало поперёк дороги, а собака… Этот пёс, не дававший ему ни одной спокойной ночи, лежал, вытянувшись, и тихий дождь гладил его густую шерсть, словно лаская его за всех людей, которые когда-либо были виноваты пред ним.

Безудержная полубезумная радость охватила этого ещё молодого, но уже так уставшего от непредсказуемости жизни человека. Наконец-то! Снова спокойные ночи, спокойные вечера и дни. А то в последнее время он уже был готов окружной дорогой добираться до дома, лишь бы не видеть этих проклятых глаз.

Поспешно он выскочил из машины, лёгкое тельце чёрной твари уже не внушало ужаса. Безжалостные, насмешливые глаза были закрыты. И даже какая-то мимолетная жалость скользнула по сердцу и растаяла. Как первый снег под лучами остывающего, но ещё теплого ноябрьского солнца…

Всё было как во сне. Доброжелательный шум мотора. Мост. Река. И чёрный комок, почти беззвучно плюхнувшийся в эту холодную, стремительную темноту…

Казалось, что ночь бесшумно аплодирует победителю. И дом, любимый дом каждой половицей выражал ему свой восторг и преданность.

И вот уже долгожданная ласковая темнота сна начала нежно укачивать его в своих объятиях… Глаза… Усмешка…

Утром он встал злой, как чёрт. Это животное сдохло у него на глазах, ну почему же он снова не может спать?!

День сбился бесповоротно. На работе всё было не так. И уже по пути к дому единственная мысль согрела его. Сегодня у старой аптеки никакая усмешка не поджидает его…

Он был там!!! Этот потрёпанный жизнью и блохами, кудлатый, чудом воскресший из мёртвых пёс сидел и добродушно ухмылялся ему.

Ну нет! Ну уж нет! Чудес не бывает! Надо покончить с этим раз и навсегда!..

Уже не сознавая, что делает, человек выскочил из машины. Если бы в этот момент он увидел себя со стороны, разъярённого, со страшным от гнева лицом, он наверняка бы бросился наутёк…

Каким-то образом в руке оказалась монтировка. Удар! Хруст! И ещё удар! И ещё хруст! И ещё, и ещё… Проклятая псина даже и не думала сопротивляться. Видно, понимала, что время её кончилось и нет спасения от этого одержимого злобой и бессонницей измученного двуногого.

Всё повторилось. Вода. Мост. Стремительное течение и чёрный комок, исчезающий во влажной, сырой пасти реки.

Но уже не было радости. Не было торжества. Чёртова тварь, видно, забрала его с собой на илистое дно.

Ночью ему ничего не снилось. Но, зачем-то опоздав на работу, утром он купил страшно дорогое, отделанное изумительной по красоте инкрустацией настоящее охотничье ружьё. Оно так уютно устроилось на заднем сиденье его автомобиля, что было до слёз жалко запирать это почти живое произведение рук человеческих в холодную, пахнущую бензином темноту багажника.

Но работа - это работа… И если каждый будет на заднем сиденье своего автомобиля таскать охотничьи ружья - пойдут абсолютно ненужные разговоры, а этого он допустить не мог… Под вечер, садясь в машину, он вдруг поймал себя на том, что прикуривает уже четвёртую сигарету подряд. Чего он боится? Только что закончилась вечеринка. Шеф лично высказал ему своё одобрение по поводу прошедшей сделки… Спиртное (всего две рюмки) приятно согревало его, и даже стылый осенний ветер не мог справиться с этим внутренним теплом. Неделя закончилась. Тварь мертва… Мертва? Ну конечно!

Пусть в первый раз молния лишь оглушила злополучную псину, и та каким-то чудом выбралась на берег, но вчера уж точно всё кончилось. Иллюзий быть не могло.

И всё же, подъезжая к повороту у старой аптеки, он чуть-чуть замедлил ход. Так, стена, трухлявый пень (надо же, как эта ель не рухнула раньше?), крыльцо… Чёрная тень… Пёс… Пёс?! Да. Сидит, смотрит. Даже хвостом, кажется, юлит.

Голова стала лёгкой и холодной. Спокойно… Спокойно… Багажник, ружьё, патрон… Главное - не торопиться. Прицел. Курок… Выстрел был совсем не таким громким, как ожидалось. Как в тире. И, как в тире жестяная утка, чёрный силуэт стремительно рухнул на землю.

Нет. На этот раз он уже не сваляет дурака. Тушку в кусты. А где у нас бензин? Вот он. Зажигалка (надо же, какая дешёвка!) гаснет от ветра. Завтра же надо купить себе «Ронсон». Ну вот и всё. Костёр. Жадное стремительное пламя яростно проглатывало бумагу, сухие ветки и - главное! - чёрный клубок, так долго мешавший человеку спать.

Ему некуда было спешить. Он дождался, когда прогорят угли и в серой золе покажется уже неясная, неопределённая масса каких-то ошмётков и костей. Ночь. Сон…

Утром его разбудило настойчивое мушиное жужжание. Страшно хотелось пить. Постель была какой-то слишком жёсткой, и чересчур настойчивые запахи лезли прямо в нос. Похмелье? С чего бы? Может, он простыл ночью? С трудом разлепив глаза, он понял: в мире что-то не так, точнее, с миром. Или с ним. И, уже понимая неизбежное, с холодным ужасом и осознанием краха он увидел облупленную стену аптеки. Крыльцо… Пожухлую траву… И свои - свои! - чёрные мохнатые лапы! Из груди его вырвался душераздирающий вой…

Прошло три месяца. Он уже почти привык. И даже седой старик аптекарь, возненавидевший его в первые недели за непрерывный ночной лай, сегодня потрепал его по кудлатой голове.

Всё бы ничего. Но каждый вечер у аптеки притормаживает пахнущая бензином (и ещё чем-то знакомым и слегка страшным, но уже забытым) машина, и оттуда выходит человек. Он садится на корточки и смотрит, смотрит ему в глаза. Долго-долго…

Как приличный пёс, он сразу отворачивается, но даже тогда он чувствует на себе этот непонятный, забыто-знакомый, насмешливый взгляд.