Нагорье духов прохождение. Гора духов. охотничья легенда кумандинцев

Духи Алтая

На Алтае еще в начале 20 века сохранялись древние представления о «духах-хозяевах», согласно которому у каждого объекта или явления окружающей природы, будь то гора или река, дерево или камень, птица или зверь, гром или дождь и т.д., имелся свой хозяин, который в воображении шаманистов был самостоятельным, но не человеческим существом, как бы слившимся с данным объектом или явлением. Этот хозяин не только обладал разумом, как у человека, но и выделялся своим обликом (воображаемым), нередко антропоморфным (у горы или реки, озера) или зооморфным (у птиц, зверей и др.) Религиозная этика алтайских шаманистов требовала почтительного отношения к различным божествам и духам, в зависимости от которых находилась как судьба отдельного человека, так и всего рода в целом. Существовал целый набор правил, связанных с пребыванием человека в природе: в горной тайге, в долинах и на высокогорных пастбищах, на горных тропах и перевалах, на священных горах или недалеко от них. Эти правила и нормы поведения человека в таких местах сводились к серии различных запретов, оберегающих от людей покой духов - хозяев местной природы и растительного и животного мира. Во время пребывания в горной тайге на промысле зверя запрещалось истреблять животных - считалось наказуемым хозяином тайги, если охотник убивал сразу, например нескольких маралов, шуметь, кричать и ругаться. Некоторые алтайцы говорили о недопустимости вырывать траву с корнем, мотивируя запрет таким образом: трава - волосы земли, и хозяин местности гневался за боль, причиняемую земле, он наказывал провинившихся так же, как и за рубку молодых деревьев без крайней необходимости.

В случае нарушения этих правил, алтайцы для почитания и умилостливования божеств и духов проводили различные камлания с жертвоприношениями и молениями. Любое несчастье: болезнь, пожар, засуха, неудача на охоте, смерть рассматривалось как наказание духов и божеств за нарушение человеком какого-либо правила поведения. А для исправления возникшей дисгармонии взаимоотношений духов и человека требовалась искупительная жертва, способная «покрыть» нарушения и умилостивить духов. Духи, по убеждению алтайцев, ниспосылая бедствия, - болезнь, например, - ожидают от человека выкупа, даров, и он охотно дает им их.

Общее благополучие для всех: обилие зверей, трав и кедрового ореха, приплод скоту и здоровье людей испрашивалось у духов на торжественных молениях. Периодические камлания подобного типа считались обязательными и регулярно проводились в ряде районов обитания алтайцев, нарушение же данного правила наказывалось божествами и духами всевозможными бедствиями и несчастьями.

Духи гор

Алтайцы выделяли духов гор в совершенно самостоятельную категорию; духи эти не имеют никакого отношения ни к Ульгеню, ни к Эрлику. Духи гор живут не в небесном пространстве, не в нижнем мире, а в той сфере, в которой живет сам человек. Духи эти строго индивидуализируются и приурочиваются к той или иной горе, поэтому географи-ческие названия гор являются не простыми названиями, а собственными именами духов. А сами горы не только живые существа, но и божества, которым алтайцы молились, как существам, способным проявлять свой гнев, посылать милость и отвечать на молитвы человека.

Каждая гора имела своего особого духа - хозяина. Если человек взошел на гору, он не должен громко кричать, ругаться с кем-нибудь или шуметь. Обычно на перевале люди набрасывали кучу камней «обоо», проезжая через перевал охотник или путник оставлял ка-мень или пулю, поклонясь местному духу - хозяину. На избранное дерево, соседствующее с «обоо», вешали ленты. Под такими деревьями и на «обоо» бросали монеты, совершали кропление аракой (молочной водкой) или чаем.

Один охотник промышлять отправился. В тайгу придя, шалаш сделал. Ходил и промыш-лял, а ночевать к шалашу возвращался. Разложив огонь, котел повесил, постель себе приготовил, лег и уснул.

Ночью он проснулся. Проснувшись, видит: рыжая девица - хозяйка горы с сережкой в но-су стоит. Как только ее увидел, охотник громко захохотал.
Хозяйка горы - рыжая девица сказала: «Ты что увидел, что смеешься?»
Охотник ответил: «Увидел сережку у тебя в носу и рассмеялся»
Хозяйка горы - рыжая девица разумом охотника овладела. Рыжая девица охотника в свое жилище увела, в гору они вошли.
Три ночи переночевали, она сказала: «Наружу не выходи»
Охотник подумал: «Почему это я не должен наружу выйти?»
Рыжая девица горных зверей - маралов, коз, оленей, к двери приведя, доила. Охотник, дверь приоткрыв, взглянул. Смотря, как хозяйка горы горных зверей доит, он стоял и размышлял: «Если я молоко этих маралов и коз выпью, то уже не смогу домой возвра-титься!» Он вдруг сразу дверь распахнул и наружу вышел. Звери прочь разбежались.
Хозяйка горы - рыжая девица сказала: «Я вместе с тобой жить хотела. Если бы ты со мной жил, ты бы большим богачом стал. Зачем дверь открыл?! Если хочешь домой вер-нуться, этой дорогой иди. Больше я тебе зверя не дам!»
Так охотник домой назад вернулся.

охотничья легенда кумандинцев

Каждый человек вел свое происхождение от родовой горы, дух-хозяин которой являлся покровителем и хранителем жизни на территории рода. У алтайцев-шаманистов сущест-вовали особые нормы поведения по отношению к хозяину родовой горы. Зависимость лю-дей от священной (родовой) горы была особенно сильной и безусловной. Хозяин ее не допускал никаких отступлений или нарушений, связанных с пребыванием здесь людей, не только по отношению к себе, но и к зверям и растительности этих мест:он держал в страхе самих шаманов, для многих из которых был покровителем (давал им бубны и т.д.). Он наблюдал за поведением женщин, живших поблизости. Женщины не допускались на священную гору:замужняя женщина была чужеродной в сеоке (роде) мужа, и ее прикос-новение к такой родовой святыне, как священная родовая гора, не могло остаться безнакзанным.

Хозяином же всех горных вершин и всего Алтая считался дух - Алтай-ээзи. Его почитали повсеместно и в каждой местности указывали ту или иную гору, на которой он обитает, как правило, самую высокую. Говорили также, что живет он на ледниках, в пещерах. Дух Алтая всемогущ и милостив к людям. Но, как и все иные духи, он может наказать челове-ка: наслать зимою бурю и ненастье, уничтожить скот, лишить охотников удачи на про-мысле, если люди забудут о жертве, что должны ежегодно приносить хозяину Алтая. Для него закалывали белого барана с рыжей головой, угощали молоком и чегенем. Двойствен-ность по отношению к людям - характерная черта всех алтайских духов, но несчастье че-ловека не их «специальность». Зло настигает человека только в ответ на его непочтение, пренебрежение и жадность…

Духи воды

Текущих вод хозяин!
На берестяных лодках войско твое,
Хозяин синего моря!
Бурное синее море,
Серая лошадь - жертва тебе!
Не остывшей аракой угощаем!
Не опускай нас в воду,
Не бросай нас в море,
Как Катунь, смеешься ты!
Река Бия - сосцы твои!..

Дух воды считался творцом и хозяином всех водных пространств Алтая. Как и прочие могущественные духи, дух воды не считался однозначно добрым или злым. Все зависело от человека…

Наряду с духом всех алтайских вод почитали и хозяев каждого водоема. Запрещалось загрязнять «текущую воду», т.е. реки, ручьи, источники всякими нечистотами, бытовым мусором, так как этого не терпит «хозяин воды» и рано или поздно наказывает нарушителей различными неприятностями и болезнями.

Особым почитанием пользовались вытекающие из земли источники - аржан суу, считавшиеся лечебными. На кустарниках или ветвях деревьев, росших рядом, привязывали ленты, в аржан бросали монеты. Пребывание на аржане требовало соблюдения запретов: около него нельзя копать землю, ломать кустарники, ветки деревьев, рубить деревья, кричать и ругаться: Хозяина воды описывали то, как огромного зверя, что своими рогами и зубами взламывает весною лед на реках и кричит как бык, то, как молодую девушку…

Давным-давно было. Нынешнего прежде, прежнего после. Один юноша увидел весною, в то время когда вскрывается река, как на льдине, девица, сидя, рыжие волосы расчесывала. После тот юноша: «Что будет, то будет!» говоря, ружье взял, прицелился и выстрелил, сваливая девицу со льда. Та девица со льда упала. Под воду свалясь, с досады закричала: «Когда-нибудь придет время - я такого, как ты, грубого юношу под воду утяну хотя бы и в мелкую речонку!»

После, когда услышал сказанное хозяйкой воды, тот юноша очень испугался… Спустя не-которое время тот юноша позабыл злобу хозяйки воды, на лошади переправлялся через реку и хозяйка воды его затянула:

Помимо хозяев в воде могли обитать всевозможные духи и существа. Алтайские шаманы призывали для борьбы со злыми духами водяных чудовищ - Абру и Ютпу, живущих где-то в реках Алтая и напоминающих своим внешним видом змей с четырьмя ногами.

По представлениям алтайцев, злые духи не могли двигаться по реке против течения. У них был только один путь: вниз, туда, где река впадает в мифический океан, таящийся где-то глубоко под землей или на ее краю…

Культ огня

Одним из древнейших культов является культ огня. Огонь почитался как божество От-Эне (мать-огонь), олицетворяющее огонь домашнего очага. У хорошего хозяина аила мать-огонь представала в облике полной и доброй старушки, у плохого - худой и злой. Кроме того, облик ее изменялся в соответствии со временем суток и даже месяцем.

При новолунии она бывала прекрасной девой, при ущербном месяце превращалась в глубокую старуху. Вечером она - красная дева, носящая шелковые одежды, ранним утром - женщина в возрасте, надевающая грубые одежды. Если женщины дома шили платье, то лоскутки материи непременно бросали в горящий очаг для одежды богини огня. Если доводилось увидеть во сне старуху в красном наряде, это означало, что явилась сама хозяйка огня, которую днем надо обязательно покормить.

Мать-огонь давала тепло и свет, постоянно охраняла домашний очаг и семью от злых сил, приносила удачу и богатство хозяину, жила заботами дома.

Считалось совершенно недопустимым осквернять огонь, т.е. бросать в него какой-то мусор или нечистоты, перешагивать через очаг.

Молодожены в день свадьбы выливали в огонь своего будущего аила жир. Первую щепотку от нового кирпичного чая бросали в огонь. Первые капли выкуриваемой араки посвящались огню. При забое домашних животных в огонь перед началом еды бросали кусочки кровяной колбасы или мяса. В сумерки, ночью, при рождении ребенка по истечении сорока дней из аила выносить огонь не разрешалось.

В случае болезни человек обкуривал себя зажженным можжевельником, водя дымящейся веточкой вокруг лица. Огонь также служил посредником между человеком и божествами, передавал жертвы различным духам.

Алтайские шаманы

Трудно сказать, когда появился шаманизм на Алтае, много веков назад.:Но уже в 20 годах двадцатого века, после революции и отделения православной церкви от государства, что повлекло кризис в Алтайской духовной миссии, к шаманизму возвращались многие крещеные алтайцы, повсюду шли камлания с жертвоприношениями домашних животных. Убой скота в жертву духам принял такие размеры, что это стало заботить местные власти Ойротской автономной области. Конец культовой практике шаманов положила развернувшаяся коллективизация. Какое-то время шаманские камлания местами еще проводились в узком кругу верующих без бубна и жертвы. Можно ли сказать, что шаманизма нет сейчас на Алтае? Нет, скорей всего, шаманизм просто сменил форму жизни:

Научное этнографическое исследование шаманизма проводилось еще в царской России, затем в СССР, начиная с 30-х. И сейчас в современной России время от времени выходят новые исследования этой региональной религии - алтайского шаманизма. Для иллюстрации камлания алтайских шаманов бессмысленны компиляции из современных работ, слова очевидца камланий, вот, что нужно.

Для отправления жертвоприношений у алтайцев, как и у других сибирских инородцев, существует особый класс шаманов, которых они называют камами. Камами бывают не только мужчины, но и женщины; по поверью алтайцев, камы рождаются с непреодолимым стремлением камлать, т.е. кудесничать. Звание это не наследственно, и сын кама не всегда бывает камом, а также не всякий кам имеет отцом кама же, но все-таки расположение камской деятельности до известной степени врожденное, и если не в сыне, то во внуке или племяннике отразится. Позыв к камланию у человека обнаруживается тем, что он не может выносить спокойно зрелища камлания, и даже при отдаленных звуках бубна с ним начинаются конвульсии. Эти конвульсии со временем усиливаются и становятся столь нестерпимыми, что поступление в камы для несчастного мученика становится неотвратимым. Тогда он идет в ученики к одному из старых камов, изучает напевы и гимны, приобретает бубен и посвящается в камское звание. Если этот призыв к камланию проявится в члене семейства, в котором нет вовсе камов, алтайцы думают, наверное, среди их предков был какой-нибудь кам. Все камы считают себя потомками одного кама, который первый на земле начал камлать. Он был гораздо искуснее и могущественнее нынешних. Имя его было, по одному преданию, Кадылбаш, по другому - Тостогош; еще есть предания, которые дают ему имя Кайракан, Хан-Хурмос. Это древнейший кам, родоначальник нынешних камов и основатель шаманства, первый человек на земле, который запрыгал под удары бубна, был далеко искуснее нынешних. Те не владеют и сотой долей силы и знания своего родоначальника, который был в состоянии перелетать с бубном в руках через большие реки, низводить молнию с неба и т.п. Нечего уже и говорить о том, как он властвовал над самой смертью: не было ни одного умирающего, которого бы он не возвратил к жизни. О нем существуют многочисленные легенды. В одной из них рассказывается, что хан, заскучав от обманов обыкновенных шаманов, повелел всех их сжечь. «Если, сказал он, все они сгорят, - жалеть нечего: значит все они были обманщики; если между ними есть истинные шаманы, то они не сгорят». Собрали всех шаманов в одну юрту, обложили сухой травой и хворостом и зажгли; но огонь потух, и на месте костра очутилась мокрая грязь; навалили хвороста и травы вдвое больше, снова зажгли и опять тот же результат. Наконец в третий раз еще больше навалили дров, на этот раз костер сгорел с юртой и со всеми бывшими в ней шаманами, за исключением одного, который невредимо с бубном в руках вылетел из огня. Алтайские шаманы камлают с бубном в руках. Бубен состоит из обода, на который с одной стороны натянута кожа. Камланье по большей части производится после заката солнца, перед костром: сначала бубен нагревают над огнем, чтобы кожа натянулась, и гул бубна выходил громче. Потом бросают в огонь можжевеловые ягоды и брызгают в воздух молоком. Между тем шаман надевает на себя особый плащ и особую шапку. Плащ этот называемый алтайцами маньяком, весь увешан, и сзади и спереди жгутами различной толщины и пучками ремней. Жгуты сшиты из разноцветных материй, бывают толщиной от пальца до толщины руки выше кисти, и изображают собой змей, некоторые из них с глазами и разинутой пастью. Кроме того, на спине и боках шамана пришито множество мелких железных погремушек. Шапка шамана обшита раковинами каури и так называемыми змеиными головками и совиными перьями.

Когда бубен готов, одетый в свой плащ шаман берет его в руки, садится у огня и начинает бить в него небольшой рукояткой, сопровождая удары пением призываний и гимнов. Удары эти бывают то редкие, то учащенные, напоминающие топот лошадиных ног. Шаман вскакивает со своего места и начинает бить в бубен, стоя и плясать или, правильнее, вихлять телом и мотать головой, потому что он пляшет, не сдвигая ног с места. Кроме того, он то сгибает, то выпрямляет туловище, то сильно подергивает головой, то наклоняет ее, то прячет в бубен, то отбрасывает ее в сторону, как будто подставляя лицо боковому течению воздуха. При этих движениях головы совиный плюмаж, украшающий шапку шамана, дико носится в воздухе; в то же время змеи или жгуты, висящие с плаща, то рассыпаются веерообразно вокруг тела шамана, то вновь собираются вместе, образуя в воздухе змеевидные движения. Ассистент шамана, которым у мужчины обыкновенно бывает его жена, а у шаманки - ее муж, усердно продолжает подсыпать в огонь можжевеловых ягод, чтобы дым усиливал одурение пляшущего. Иногда шаман затихает, он садится, удары становятся редки, снова слышится пение гимна. Бубен тихо колышется в руке шамана. Если шаман или шаманка обладают сильным голосом, - далеко в ночной тиши разносится песня, похожая на мольбу угнетенной или подавленной своим бессилием души. Эта артистическая часть шаманского действия вдруг иногда прерывается криками кукушки, рычанием медведя, шипением змеи или разговором неестественным голосом и на непонятном языке. Это означает, что шаман очутился в обществе духов. Потом вдруг опять следует взрыв бешенного камлания, - удары беспрерывно сыплются в бубен, шаман потрясает телом, голова кружится в воздухе. Наконец он быстро, как волчок, вертится на одной ноге, а жгуты вытягиваются в воздухе почти горизонтально. Если юрта, в которой происходит это представление, мала, то от движения воздуха, производимого одеждой шамана и навешенными на нее змеевидными жгутами, потухает огонь костра, угли и искры разлетаются по разным углам. Иногда шаман, в конце такого припадка неистовства, бросается на людей, скрючив пальцы в виде лапы хищного зверя, оскалив зубы и издавая глухое ворчание, или падает на землю и начинает грызть лежащие у костра и накалившиеся камни. Утомленный, он останавливается; ему подают трубку, покурив и успокоившись, он делается доступным и начинает рассказывать, что он видел и что предвидит в будущем для каждого:

Г.Н. Потанин

При написании раздела использовались материалы Фонда редкой книги и отдела краеведения библиотеки им.Шишкова (Барнаул). Ведущий раздела - Н.Зимин

Горный Таджикистан. Одна из самых высоких точек мира находится здесь. Памир часто называют «Крышей мира». Более 90% страны занимают горы, хребты. И живут здесь не только люди. Помимо мирных пастухов с собаками и овец, за которыми они присматривают, в горах существует множество существ гораздо более древних, чем человечество.

Много странного происходит в горах. У альпинистов есть много неписаных правил, чтоб не обижать духов гор. А тем, кто нарушает правила, обычно в горах приходится не сладко. Тут и травмы, и гибель, и страх. По древним легендам именно в горах высоко обитают жестокие и ужасные демоны — Дэвы и прекрасные Пэри. Но человеку с ними лучше не сталкиваться. Живых после таких встреч не видели.

Людям всего примерно 10 тысяч лет. А горы здесь часто обнажают краснозем, являющийся корневой породой. В таджикских горах есть места, где отчетливо видны следы динозавров. В одном из горных селений археологи нашли цепочку следов динозавра и человека, проходивших примерно в одно и то же время.

Мой отец, геолог, рассказывал, что в горах есть такие места, где даже будучи в полном одиночестве, чувствуешь чье-то незримое присутствие. Есть такие дикие места высоко в горах, что нога человека ступает здесь раз в несколько десятков лет. И это ощущается во всем. В безмерной тишине, например. Когда слышишь, как за десятки метров от тебя падает капелька воды. Это ощущается в нетронутости природы. И в неприятии природой человека. Или не природой. А теми, кто живет в тех местах тысячи, а может и миллионы лет.

Духи гор явно недовольны такой интервенцией людей. Потому альпинисты долго в высокогорье не задерживаются. Помимо древних духов, за последние несколько десятков лет армию , пополняют погибшие туристы и альпинисты. Редко кого удается вытащить, обычно тех, кто погиб в горах там и оставляют. Кстати, поэтому у геологов, туристов запрещены одиночные маршруты. После гибели кого-либо из горняков остаются имена. Так одна из варзобских скал, носившая название «Клык», позже была переименована в «Наташку», т.к. именно с нее сорвалась очень опытная альпинистка Наталья во время обычной тренировки. Многие другие скалы и хребты также носят имена людей, погибших при попытке покорить их.

Я сам, когда был в недельном переходе Сиёма-Лабиджай, через ледник на Перевале Четырех, неподалеку от Короны Сиёмы, часто ощущал на себе чей-то взгляд, явно не человека и не животного. Особенно это было ощутимо на леднике. На высоте 4 200 метров.

Наша туристическая группа из 13 человек поднималась на ледник, но вместо обычных 3 часов подъём отнял у нас почти весь день. Будто кто-то специально скатывал вниз нас. Но самые жуткие вещи стали твориться когда мы спустились с ледника. Ночью кто-то смял все палатки. Мы проснулись в спальных мешках и куче тряпья вместо хорошо растянутых палаток. И можно было бы списать все на бродячих животных, но животных не было, по словам дежурных. Не было и следов зверей, если только это не были летающие медведи. И каждому из нас очень хотелось поскорее встретить рассвет чтобы поскорее удрать от этих жутких, пугающих мест, где нам явно не были рады, несмотря на рюкзаки по 25-30 килограмм за плечами.

Можно было бы не придавать значения собственным страхам, списать все на горную болезнь. Однако вся фото- и видеоаппаратура также отказала. Правда позже исправно заработала, уже когда мы спустились до лагеря. Так что нам на память остались только съемки до ледника.

Однажды мы с моим мужем и его другом (Владимиром) пошли в поход в горы. Мы не альпинисты, не спелеологи, просто искатели приключений.
В нашей области есть горный хребет – Белый Камень. Он довольно популярен среди туристов, но дорога к нему почти непролазна, так что на машине подъехать очень сложно – только на своих двоих. Тем не менее, туристы там бывают. Но, ближе к делу.
Мы пришли засветло, сразу нашли неплохое местечко для лагеря и стали раскладываться. Надо отметить, что палатки на тот момент у нас не было, и спали мы под куском полиэтиленовой пленки. Ну, пока суд да дело – начало смеркаться. Мы костерок развели, кашку сварили, покушали и баиньки. Спали так: под одним куском пленки мы с мужем, под другим, метрах в трех от нас – Вовка. Уснули.
Проснулась я, простите, по самой низменной причине – чай запросился на волю. Открываю я глаза, тихонько выбираюсь из под пленки… И тут начинается самое страшное – полянка слабо освещается полу потухшим костром, со всех сторон горы, а по поляне ходят две девушки. Хочу сразу оговориться – жилья нет на 15 км. Вокруг, с одной стороны река, с другой довольно топкое болото, да и лес – не парк нифига. То есть так просто туда не дойти. Следующее – из напитков я на ночь пила только чай, так что алкогольно – кумарный угар тоже исключается.
Так вот, вижу я этих девушек, сначала даже не пугаюсь, но потом понимаю что что-то не так. Во-первых: дело было весной, в конце апреля, на улице еще довольно прохладно. А эти девушки в маечках и коротеньких шортиках, почти что трусиках. Во-вторых – я не вижу их лиц – их просто нет. Головы вижу, а лица как будто в тени. Ну, и третий, заключительный аккорд, я заметила, уже залетая обратно под пленку, они видны до колена. Ниже – словно дымка. Пока я стояла и пялилась, одна из девушек стояла рядом с Вованом, а вторая направилась к нам. Я на тот момент была уже под пленкой. Не знаю, наклонилась ли она надо мной, но я услышала, как зашуршала пленка, как будто ее пытаются поднять и голос: “Пустите, мне так холодно”. После этого я просто вырубилась.
Проснулись мы с мужем от истошных Вовкиных воплей: “Ребята, просыпайтесь! Вы горите!” Мы с Олегом вылетаем из-под пленки и видим, что мы в кольце огня. Горела трава вокруг. Но самое смешное в костровище только угли были, да и то едва тлели…
Ну, мы все потушили, конечно, но я так и не смогла уснуть, а как только рассвело, подбила мужиков свалить домой. По дороге я им все рассказала. Мне, конечно, не поверили, мол, тебе приснилось. Но мне кажется, что это нифига был не сон. К тому же я считаю, что эти девушки и кольцо огня как то связанны между собой. Может, эти девушки тут погибли, может, это горные духи приняли такой облик – не знаю. Если кто-то сможет мне объяснить, что это было, буду очень благодарна.

РАССКАЗЫ О ПУТЕШЕСТВИЯХ

ДУХИ ГОР

Через пару дней после посещения Листвянки, решил я еще раз совершить восхождение на пик Черского, чтобы сделать хорошие снимки с этой высокой вершины. На этот раз я был один. Поздним июльским вечером электропоезд сообщением Иркутск-Слюдянка доставил меня в этот город железнодорожников, рыбаков и шахтеров. Свое название Слюдянка город получил благодаря разрабатываемым ранее месторождениям слюды. Такое же название имеет и река, что, вырвавшись из ущелья, ограничивает город с юга.

На окраине нахожу знакомую тропу и углубляюсь в ущелье. Темнеет. В траве, по краям тропы, словно звездочки загораются светлячки. Этой ночью мне предстоит преодолеть сорок километров пути, чтобы утром начать восхождение на пик Черского.

Свое название эта остроконечная гора получила по имени известного польского исследователя Восточной Сибири - Черского. Высота пика свыше двух км. Ранее я уже дважды бывал на этой вершине, откуда открывается завораживающая картина горной страны. Теперь я планирую поближе познакомиться с природой Хамар-Дабана и сделать фотографические снимки. На этот раз я не имею с собою палатки, и весь мой груз состоит, в основном, из продуктов питания, необходимых для трех дней пребывания в походе.

После двух часов движения по лесной тропе вдоль берега Слюдянки, зажатой громадами гор, мне предстоит перебраться на другой берег. Днем в верховьях реки прошли сильные ливни, и теперь она ревет, как разъяренный зверь, обдавая берег хлопьями пены. При попытке перебраться на другой берег по выступающим из воды валунам, я теряю равновесие и плюхаюсь в воду. Поток подхватил меня и выбросил на гряду камней. Чертыхаясь на чем свет стоит, выбираюсь обратно на берег. Утонуть в такой реке сложно, но покалечиться очень просто. И, между прочим простудиться, тем более, что запасная одежда в рюкзаке успела намокнуть. Тем временем небо затянули тучи и в ущелье стало темно. Это заставило меня дождаться рассвета.

Укрывшись полиэтиленовой пленкой, закрываю глаза, и пытаюсь вздремнуть. Благодаря теплой погоде, несмотря на то, что я был мокрым, как упавший в ведро с водой мышонок, холода я не чувствовал. Испытав нервное потрясение, уснуть я не мог.

В монотонный рокот реки вплетаются глухие удары. Это под напором воды, трутся и ударяются друг о друга камни. "Если есть на свете духи гор, лесов и воды, то здесь для них самое подходящее место" - подумал я. Почти тут же, словно наяву, передо мной пляшут крохотные, диковинные человечки со звериными лицами. Они пляшут, борются и гримасничают. Примерно так бывает, когда вы закрываете глаза, перед тем посмотрев на сильно освещенный предмет, и некоторое время еще продолжаете видеть его контуры. Здесь было все более четче и ярче. Обнаженные, мускулистые и загорелые фигурки звероподобных человечков, я видел также четко, как на экране телевизора. Мои веки были закрыты, но я не спал. Что это? Игра воображения? Но, я ведь даже не пытался представлять себе, какими могут выглядеть эти "духи", так как уверен, что их не может быть. На всякий случай, я запустил в темноту увесистым камнем, в ответ донеслось тревожное рявканье косули. Так по медвежьи косули рявкают тогда, когда чувствуют опасность.

Конечно, то что я увидел с закрытыми глазами нельзя назвать мистикой, но феномен требует объяснения.

Поразмыслив, прихожу к выводу, что при определенных стрессовых ситуациях воображение может рисовать им схожие картины, независимо от их воли. Наверное, не случайно многие первобытные племена и народы имели культ поклонения духам, которых они изображали, как звероподобных человечков, которые и теперь красуются за витринами многих музеев. Или вот еще загадка: известно, что человек, отравившийся мексиканским грибом и находящийся в состоянии галлюцинации, видит фигурки людей, одетых в национальные мексиканские наряды. Почему именно мексиканские? Объяснить это не может никто. А вот гриб назвали мексиканским.

Можно попытаться отыскать связь между моим ночным видением и тем, что произошло со мною вечером следующего дня, уже на обратном пути. Проходя по тропе, обратил внимание на густую ель, на ветвях которой красовались многочисленные, разного цвета тряпочки. Заглянув под густую крону этой ели, увидел я темного от времени, изготовленного бревна идола. Правда, ничего звероморфного в идоле я не нашел. Позже узнал, что это священное место бурят и монголов. Каждый идущий, приближаясь к идолу, должен остановиться и принести в жертву божеству кусочек своей одежды, пищи или, еще лучше, брызнуть на идола несколько капель спиртного. Только в этом случае путник может рассчитывать на успех путешествия. Знай я это - не пожалел бы и "пузыря".

Человечки давно исчезли. Светает. Вброд перехожу реку и продолжая прерванное "купанием" путешествие, внимательно наблюдаю за окружающим. Состав принесенных и отшлифованных глыб представляет минералогическую "окрошку". Рядом с белыми, как сахар глыбами мрамора, темнеют валуны из гранита и других вулканических пород.

Геология хребта исключительно сложна и интересна. Складчатый фундамент этих гор сформировался еще в позднем протерозое или рифее, значительно раньше образования складчатого фундамента Уральских гор. Позже мощные тектонические силы разорвали земную кору, и в образовавшийся разлом хлынула вода. Так 25 миллионов лет назад образовался Байкал.

Силы растяжения и теперь расширяют этот разлом. Общая длина разлома составляет более полторы тысячи км. Мы являемся свидетелями рождения нового океана! Интересно, как назовут его люди много-много лет спустя? Да и будет ли существовать тогда человечество? Наверное, нет?

С этими мыслями я поднимаюсь по ущелью все выше и выше. Несколько раз мне встречались свежие следы медведей, но самих зверей встретить не довелось. Начинают встречаться голубые ели, такие же, что растут в нашем городе, перед Дворцом культуры. Поражает высокотравье альпийских лугов, в которых пестреют цветы водосборов, саранок и аконитов. Все чаще начинают встречаться кустики рододендрона золотистого - реликта третичного периода, а также пепельно-серые куртинки оленьего мха - цетрарий и кладонии альпийской. Удивляет лишайник бородач, или уснея бородатая. Она словно ватой покрывает колючие лапы старых елей. Свисая с ветвей, ее зеленые бороды достигают длины до полутора метров. Уснея произрастает и у нас, на Урале, но там ее бороденки достигают не более десяти см.

Этот лишайник не переносит загрязнения воздуха соединениями серы. Сравнивая бороды уснеи на Хамар-Дабане и на Урале, легко представить насколько прибайкальский воздух чище уральского.

Вот и площадка, на которой обычно отдыхают туристы перед броском на пик Черского. Отсюда можно подолгу любоваться горной панорамой. Внизу, в ущелье реки Быстрая, виден водопад, и ветер доносит шум падающей воды. К сожалению, погода начинает портиться, на горы то и дело наползают облака, из которых сыплется мелкий дождь. Немного отдохнув и разложив сушиться одежду, налегке, без рюкзака начинаю подъем на пик.

По мере подъема исчезают субальпийские луга и тайга. Их место занимает горная тундра с кустиками кедрового стланика. Не без труда преодолев скальный гребень, часто отдыхая, поднимаюсь на вершину пика. Идет дождь. Огромная туча закрыла всю окружающую местность. Это циклон, похоже, это надолго. Сверкают молнии. Боясь потерять в тумане тропу и сбиться с дороги, начинаю спуск по мокрым камням.

Восемнадцать лет жизни я провел на Малаккском полуострове, ловя диких зверей; возвратясь в Америку, я написал книгу о моих приключениях. Я получил много писем от читателей со всевозможными вопросами: «Какое животное может считаться самым сильным в мире?», «Каковы размеры грудной клетки у большого орангутанга?», «Может ли орангутанг победить слона?» Мне писали врачи, интересовавшиеся причинами и историей обычной в джунглях лихорадки, которой я переболел. Дрессировщик слонов просил у меня сведения о способах дрессировки.

У меня было много дел. Я отправил в Сиднейский зоологический сад целый корабль диких зверей. Но мне очень хотелось раздобыть носорога и нескольких тигров и леопардов, в которых нуждался Гамбургский зоосад Гагенбека. Я решил опять поехать в Тренгану, изобиловавшую дикими зверями.

Прибыв в куалу (столицу) Тренганы, я сразу направился к знакомому султану. Он был очень рад мне, потому что я привез ему подарок - фонограф. Фонограф необычайно занял его. Он уже успел создать должность «мастера музыки», чтобы управляться с шарманкой (снабженной барабаном, цимбалами и другими усовершенствованиями), которую я ему привез в прошлый свой приезд. Султан призвал «мастера музыки» и приказал ему заставить фонограф играть на расстоянии. «Мастер» дрожал от страха при виде нового таинственного, как духи, существа, воспроизводившего человеческий голос. Султан, однако, не боялся ничего и очень забавлялся страхом своих приближенных. Банджо и оркестр их положительно пугали. Зато смех им очень понравился. Женщины, впрочем, были от всего в восторге.

Я сказал султану, что хочу ехать в глубь страны - попытаться половить зверей. Он пожелал удачи и предложил мне своих людей.

После пятидневного пути вверх по реке Тренгане мы достигли последнего кампонга (становища) на северо-западе. Дальше не проникал ни один туземец. Там лежала Букит-Ханта - Гора Духов. О ней шла дурная слава. Я давно стремился в эти края, потому что, по рассказам туземцев, они изобилуют дикими зверями. Но туземцы говорили, что там водятся духи. Тот, кто отважится подняться на эту гору, или будет съеден тигром, или - что еще хуже - будет превращен в тигра…

Когда я начал расспрашивать о дороге на гору, я наткнулся на непроницаемую стену молчания. О Горе Духов даже говорить не полагалось. Я решил бороться с суеверием тем же оружием, то есть с помощью суеверия же, и рассказал всей деревне, что я - пауанг (заклинатель духов). Уверив туземцев, что с самого дня рождения меня никогда не преследовал ни один злой дух и пообещав им защиту и безопасность, я попросил их только дойти со мной до подножия горы и взялся достать проводников из племени сакаев, живших поблизости в джунглях, и говорил так уверенно, что убедил туземцев. В конце концов мне удалось собрать достаточное число мужчин, пожелавших пойти со мной. Я решил подняться на Гору Духов, если только это вообще возможно человеку, в надежде найти какую-нибудь реку, текущую оттуда к морю. Ведь я находился в глубине страны, и, если мне удастся поймать каких-нибудь зверей, мне необходимо будет найти средства доставки.

Мы дошли до ближайшего кампонга и застали его пенгхулю (старейшину) в состоянии сильнейшего смятения. Его окружали плакавшие и кричавшие женщины и дети. Он метался из стороны в сторону, тщетно приказывая: «Тише!.. Тише!..»

Мне он крикнул: «Беда, беда, туан (господин)! Ох, какая беда!..»

Я спросил у него, в чем дело. Его ответ удивил бы меня, если бы я не знал так хорошо обычаев этих краев. Оказалось, только что был страшный бой за обладание деревом дюриан, в диком виде росшем в джунглях. Туземцы готовы на любой подвиг, на любую жертву, чтобы только добыть необыкновенные плоды этого дерева. В побоище было убито четверо мужчин и одна женщина, а двое мужчин и одна женщина тяжело ранены. Убитых только что похоронили. Теперь старейшине предстояло отправиться в куалу и донести обо всем случившемся султану. В данную минуту он собирался отправить раненых в столицу, чтобы там заключить их в тюрьму. Они лежали тут же на грубых носилках; состояние их казалось мне безнадежным. Я уверен был, что они не вынесут дороги и умрут раньше, чем прибудут в куалу. Я так и сказал старейшине, но он отвечал, что ему нет дела до страданий раненых. Если они умрут по дороге, значит, такова воля Аллаха. Но они должны быть в куале, все равно, живые или мертвые, иначе султан накажет его. Как старейшина он за все отвечает.

Отчаянные битвы за обладание дюриановыми деревьями случаются там постоянно. Если такое дерево попадается на пограничной линии, то бывает, что целые племена истребляют друг друга в борьбе за захват его.

Плод этого дерева видом и размером немного напоминает ананас. Он заключен в зеленую кожуру, утыканную твердыми колючими шипами. Хотя кожура очень плотная, но режется или отрывается легко. Сам плод внутри делится на пять-шесть долей, вроде апельсина. К сожалению, никто не может попробовать этого плода, не побывав в джунглях: он портится слишком быстро, и вывозить его невозможно. Дерево, на котором плоды растут, похоже на наши вязы, только кора у него глаже; оно достигает шестидесяти - семидесяти футов вышины. Созревая, плоды сами падают на землю, так что туземцам не надо взбираться за ними на дерево. Когда приближается пора созревания, туземцы строят шалаши вокруг дерева и ждут. При этом они очень остерегаются, чтобы плоды, падая, не задели людей, так как острые шипы дюриана причиняют опасные, кровавые раны.

У этих плодов необыкновенный вкус и запах. Когда везут повозку с дюрианами, запах слышен задолго до того, как она появится в виду. Для европейца запах отвратителен. Мне он был так противен, что я только на восьмой год моего пребывания на Малаккском полуострове отважился попробовать его. Туземцы уговаривали меня:

Попробуй… хорошо… станет жарко.

Но стоило мне понюхать, как я отворачивал голову. В первый раз, когда я решился его попробовать, то проделал это с величайшей осторожностью, заткнув нос. Группа туземцев собралась вокруг меня, им очень хотелось, чтобы мне понравилось их любимое лакомство, и они смеялись над моими гримасами. Первый глоток показался мне сомнительным; после второго я подумал, что, может быть, это и вкусно; после третьего я понял, что это очень вкусно. Мякоть плода напоминает по мягкости крем; если растереть мякоть банана, смешать с равным количеством густых сливок, прибавить немного шоколаду и сильно сдобрить… чесноком, то получится смесь, напоминающая дюриан. В то же время запах чрезвычайно тонок и вместе с тем силен; до моего отъезда я прямо-таки пристрастился к дюриану; и вот сейчас, когда я пишу о нем, мне нестерпимо хочется тут же, сейчас же, съесть спелый дюриан.

В разгаре лета и люди и животные чувствуют такую потребность в плодах дюриана, что доходят прямо до какого-то исступления.

Как зверолову, дюриан мне служил очень хорошую службу: где он растет, там и место для охотничьей западни; ни один зверь, по-видимому, не в силах противостоять искушению его запаха. Слон катает плод по земле, пока не притупятся все его острые шипы, затем разрывает плод, осторожно наступив на него, и съедает сперва мякоть, а потом и самую кожуру. Носорог, тапир, дикий кабан, буйвол и лань топчут его, пока он не треснет. Медведь же, тигр, леопард и меньшие звери кошачьей породы раздирают плоды своими острыми когтями.

Очень забавно наблюдать, как справляется с дюрианом маленькая обезьяна. Обезьянам, конечно, не нужно ждать, когда плод упадет на землю, и часто случается, что малютка-обезьяна ухватит не совсем созревший плод и сорвет его с ветки. Но тут встает вопрос: как очистить его? Нужна всего-навсего маленькая трещинка, чтобы обезьяне только просунуть в нее палец, и тогда кожура порвется. Обезьяна взбирается по ветвям наверх, бросает плод на землю и кидается за ним вслед. Но может случиться, что другой, находящийся под деревом зверек схватывает добычу и уносит, пока обезьяна еще не успела спрыгнуть с дерева. Тогда ее крики раздаются на все пространство джунглей. Крик, гам и ссоры обезьян часто помогают найти дюриановое дерево.

Один кампонг, где я остановился, имел редкое счастье - насчитывал в своем владении целых четыре дюриановых дерева. Он был обнесен высокой оградой из бамбука, оплетенного тростником и усаженного длинными острыми зубцами. Это делало частокол недоступным для ланей и диких кабанов, которыми изобиловала местность. Я как-то застрелил там восемнадцать кабанов в течение одного часа.

Но никакие ограды не защищали от птиц и обезьян, и необходимо было что-нибудь придумать, иначе не осталось бы ни одного дюриана. То, чего не могли достигнуть никакие шипы и острия, достигалось шумом. Туземцы остроумно устроили огромные трещотки из бамбука. Полый внутри ствол бамбука крепился к ветви дюрианового дерева, а второй висел свободно, но так, что, если резко дернуть за веревку, второй бамбук ударялся о первый и производил оглушительный шум. Одним из моих любимых развлечений было наблюдать за детьми, которые усаживались с раннего утра группами, по семь-восемь человек, под каждым деревом и по очереди дергали за веревку. На вид это была простая детская игра, но действие ее на обезьян и птиц было неотразимым и вызывало у них панику. Позже, днем, когда солнце было в зените и жара невыносимой, обезьяны и птицы переставали искать корм и дети мирно засыпали.

Случается, что туземцы заставляют дрессированных обезьян собирать плоды дюриана так же, как в других местностях кокосовые орехи. Когда я в первый раз увидел обезьяну за этим делом, то был очень удивлен. Что обезьяну, которую хозяин держит на длинной веревке, можно заставить взобраться на известное дерево, это совершенно естественно, но как заставить ее выбрать именно желаемый плод? Это мне казалось трудным. Однако обезьяна легко положила лапку на первый колючий плод, который она могла достать, и боязливо взглянула вниз. Но это был не тот плод, который хотел ее хозяин. Он резко дернул за веревку и закричал: «Тидак, тидак!» (Нет, нет).

Обезьяна тронула другой, потом еще один…

Наконец она попала правильно, и ее хозяин крикнул: «Иа!» (Да).

Отлично, но плод-то оставался еще на дереве!

Осторожно, чтобы ее не поранили колючки, обезьяна крутила плод в одну сторону; время от времени она принуждена была останавливаться, чтобы быстрым движением лапок отогнать мошкару от глаз и носа.

Когда стебель ослаб, она перекусила его зубами. Плод упал вниз. Надо было видеть мордочку обезьяны в это время - в ней было все: и страх, и нетерпение, и, наконец, радость, когда хозяин закричал ей слова одобрения.

Мы покинули селение, куда дюриан принес смерть, и продолжали наш путь к Горе Духов. Со мной были старейшина, десятеро его людей, три моих лодочника и китайский бой. Нам пришлось прокладывать себе дорогу сквозь девственную чащу джунглей. Каждый человек нес тридцать фунтов рису и сушеной рыбы.

Пройдя около трех часов, мы вдруг вышли из лесу на опушку поляны, усыпанной чистым песком. Она тянулась футов на сто двадцать пять. Я только что хотел идти вперед, как старейшина Уэн-Мэт схватил меня за рукав и воскликнул:

Берегись, туан! Полосы зыбучего песка!..

Он спас меня и моих спутников от скверного приключения. Впрочем, я никогда не слышал, чтобы животные погибали в зыбучих песках.

Мы продвигались вперед гуськом, десятеро мужчин из кампонга вели нас. Вскоре передовые начали громко браниться и кричать. Они наткнулись на острые бамбуковые колышки, которые обыкновенно сакаи втыкают в землю, чтобы обезопасить себя от босоногого врага. Послышался невообразимый шум: удары о выдолбленное бревно, крики, проклятия. Откуда ни возьмись, с деревьев посыпались люди.

Уэн-Мэт крикнул: «Не стреляйте - это я, Уэн-Мэт!»

Он стоял неподвижно и вызвал старейшину сакаев. Он объяснил ему, что я - белый раджа, и потом проделал свой салам (приветствие). Он сказал, что я нахожусь под покровительством султана, и тогда все проделали салам. Они все должны помогать мне, что бы я ни потребовал, иначе они навлекут на себя гнев султана.

Если бы он не защитил меня, спрятавшиеся сакаи подстрелили бы меня из своих воздушных трубок… Воздушная трубка, стреляющая отравленными стрелами, сделанными из средней жилки пальмового листа, - опасное оружие.

Когда мы пришли в становище, женщины и дети рассыпались во все стороны. Это было не из скромности: они просто боялись меня. Они никогда до сих пор не видали белого человека. Но хотя через минуту после моего появления никого не было видно, я чувствовал, что десятки глаз подсматривают за мной из-за деревьев или из чащи листвы.

Туземцы сносятся с внешним миром через старейшину ближайшей деревни, которому они продают сырой каучук в обмен на рис и сушеную рыбу. Старейшина ведет торговлю и является представителем своей деревни. Он продает резину в виде шаров: сырой каучук кладут в горячую воду, он становится мягким, как патока, тогда из него скатывают шары и прибавляют слой за слоем. А так как его покупают на вес, в него зачастую подкладывают камешки. Таким образом туземцы надувают местных торговцев. Но им никогда не удается надуть китайца. Китаец берет длинный, острый, как бритва, нож и перерезает шар в четырех местах, так что камешки оказываются на виду.

Сакаи считаются исконными жителями этих мест. Они темнее малайцев. Волосы у них курчавые, часто сбивающиеся в колтуны. Это беспокойный кочевой народ, не любящий оставаться на одном и том же месте дольше нескольких недель; они нередко перекочевывают и строят свои высокие шалаши (вроде свайных построек) в разных частях джунглей. Вместо лестниц они употребляют бамбуковые стволы, на которых делают зарубки. Мужчины, женщины и дети взбираются по этим столбам, как обезьяны. Вместо всякой одежды сакаи носят кусок грубой ткани вокруг бедер, а женщины - нечто вроде передника или же кусок кожи, который свешивается у них от талии.

Сакаи очень суеверны. Раз я протянул одному сакаю бритвенное зеркальце. Он взглянул в него, потом просунул за зеркало руку и с вытаращенными от страха глазами принялся твердить сакайское слово, которое означало «духи». Сакаи считают, что душа покойника остается на месте своего погребения; поэтому после похорон все становище собирает свои пожитки и в ужасе отправляется подальше - искать себе новое место.

Мы, однако, были не «духи», а вполне живые люди, друзья султана. Поэтому сакаи разрешили нам остановиться у них и расположиться лагерем. Мы выбрали четыре молодых деревца, чтобы из них построить себе шалаш. Нам пришлось срубить окружающие деревья, чтобы в случае бури они не повредили нашей хрупкой постройке. Потом мы сделали навес из ветвей футов на двадцать от земли. После этого мы покрыли постройку крышей из бамбука, который захватили с собой. Затем разостлали наши «тикары» - циновки для спанья, - прикрепили пологи от москитов, и наша квартира на ночь была вполне устроена.

За все мои похождения в джунглях я никогда еще не встречал такой москитной дыры. Всякий разговор прерывался постоянным «шлеп… шлеп… шлеп…» и проклятиями. Я хотел спастись под пологом, но едва я на минуту приподнял его, чтобы взять свой ужин, как москиты налетели целыми тучами. К счастью, я позаботился, чтобы мои люди из куалы и бой запаслись пологами, но Уэн-Мэт и его спутники прямо измучились. В реке под нами лежало множество крокодилов. Они открывали пасти и так держали их, пока влажные языки, липкие, как бумага от мух, не покрывались сплошь москитами и ночными насекомыми. Тогда они с шумом захлопывали пасти. И снова открывали, как живую западню, и опять захлопывали с шумом, - и так всю эту долгую, бессонную, бесконечную ночь. Этот звук смешивался с неперестававшим «шлеп, шлеп, шлеп»: это туземцы били москитов, опасаясь, что те заживо их съедят. Единственно только страх перед мраком джунглей удерживал людей от того, чтобы не вскочить и не бежать из этих мест. Утром на них страшно было смотреть.

И, однако, сакаи добровольно жили в этой москитной дыре, без каких бы то ни было признаков москитных сеток: вероятно, их кожа непроницаема для укусов.

Пользуясь Уэн-Мэтом как переводчиком, я побеседовал с Нэйзаром, вождем сакаев. Он сказал, что видел следы слонов, носорогов, тапиров и тигров, и указал направление, противоположное тому, откуда мы пришли. Нэйзар объяснил, что они никогда не отходили от своего становища дальше, чем на полдня пути. Как пробраться на Букит-Ханту, он не знал:

Нет, нет, туан! Никто не ходит на Гору Духов, никто никогда там не был!

Вождь смотрел на меня с каким-то тупым изумлением. Я взял с него слово, что он придет на днях в становище Уэн-Мэта, и обещал ему, что я покажу ему, как ставить капканы для тигров и леопардов и как рыть западни. Я убедился, что по части сетей, тенет и силков он был замечательным мастером.

Во время этого разговора люди приготовили все для нашего обратного путешествия. Они страшно обрадовались, когда я подал сигнал к отправлению в путь. Идти назад казалось шуткой - дорога была открыта нам. Когда мы приблизились к нашему становищу, мужчины, женщины и дети выбежали нам навстречу, напуганные, уверенные, что наше неожиданное возвращение означает какую-нибудь беду по дороге к Горе Духов. Узнав, что все благополучно и что все наши раны от москитов, они принялись хохотать и отпускать грубые шутки; но мы не могли смеяться с ними: мы шатались от усталости и хотели спать.

На следующий день явился Нэйзар, старейшина сакаев, в сопровождении шестерых мужчин, учиться строить капканы. Мы построили грубую западню, они с интересом смотрели. Капкан напоминал огромную мышеловку: полом служила земля, а вместо проволоки были врыты в землю колья. Все было прикрыто ветками. Мы показали, как действует дверца и почему она захлопывается, как только животное войдет в капкан. Сакаи наблюдали за каждым нашим движением, и я по их лицам видел, что они схватывают суть дела. Это был практический урок без слов. Потом мы предложили сакаям угощение: чай в кокосовой скорлупе вместо чашек и белый сахар. Они видели все это в первый раз и пить чай побаивались, попробовали на язык и сказали: «Горько». Мы положили сахар в чай - это им понравилось, и они стали его пить большими глотками, но один сахар нравился еще больше; им казалось, что это расточительность - тратить его на то, чтобы подслащивать горький чай. Сакаи радовались угощению, как дети. Ушли они от нас в прекрасном расположении духа и надеясь заработать «ринггиты» (доллары) ловлей животных для туана.

Пока ожидали возвращения Нэйзара, мы расставили силки и тенета в разных местах по соседству, но без блестящих результатов. Целую неделю мы ждали, как вдруг появился Нэйзар. Он бежал галопом и кричал:

Тигр!.. Тигр в западне!

Мы тут же принялись мастерить переносную клетку. Делали ее из ветвей и стволов молодых деревьев. Для пола мы скрепляли их плотно и связывали ратаном (тростником). Крыша и стенки были сквозные: ветки отстояли одна от другой на полтора дюйма. Все соединения связывались ратаном. Туземцы делали эту работу с удивительной быстротой, до вечера клетка была окончена. Она была длинная и узкая, то есть достаточных размеров для того, чтобы в ней поместился большой тигр, но такая, чтобы повернуться он не мог. Она была прикреплена к двум длинным шестам, которые с обоих концов далеко выдавались вперед. На одном конце клетки было отверстие, в которое тигр должен был войти.

На следующее утро, на рассвете, мы отправились за нашей добычей. Внутри клетки привязали живую курицу для первого угощения тигра в его темнице… Нэйзар вел нас, и приблизительно через четыре часа мы дошли до того места, где он устроил западню. В западне находился великолепный взрослый тигр, самец, ростом около девяти футов. Животное было в превосходном состоянии - один из красивейших образчиков кошачьей породы, какой когда-либо попадался мне на глаза.

Мы поставили клетку входом к западне, вытащили часть кольев из земли и стали гнать тигра, пока он не прополз в отверстие клетки. Закрыть клетку было уже легким делом. Вообще в переводе тигра из западни в клетку нет ничего трудного - для охотника с ним гораздо меньше возни, чем с суетящейся и вопящей обезьяной.

Войдя в клетку, тигр припал к полу, крепко прижав уши к голове и полузакрыв глаза. Его верхняя губа приподнялась, открыв великолепные клыки. Дыхание со свистом вырывалось из его груди. Живая курица, трепыхавшаяся над ею головой, раздражала его. Одним ударом лапы он убил ее, но был слишком взбешен, чтобы съесть курицу в эту минуту. В лучшем настроении, если бы не был голоден, он принялся бы играть с ней, как кошка, подкидывая ее и представляя себе, что она жива и старается спастись от него.

Ловля животных для меня не спорт, а профессия, но я всегда чувствовал волнение от охоты и всегда наслаждался грацией и странными повадками самих животных. Этот тигр был полон тайны, тайны его породы. Я глядел ему в глаза, но он избегал моего взгляда; я старался угадать степень его свирепости, в неволе она обратится против него самого. Случается, что пойманные тигры в клетке пожирают собственные хвосты. Они делают это, когда доведут сами себя до безумного неистовства. Я никогда сам не видел подобного приступа бешенства, но один туземец описывал мне такой случай.

Я решил обращаться как можно осторожнее с моей драгоценной добычей. Переноску клетки поручил шестнадцати носильщикам: восьми малайцам из кампонга и восьми сакаям. Уэн-Мэт, еще один мужчина с ружьем и я - вели шествие. Дорога перед нами лежала открытая. Мы получили то, за чем пошли, и во всей маленькой процессии царило праздничное настроение.

Вдруг из чащи джунглей послышался рев, вопль…

Оруженосец быстро опустил мой винчестер, обернувшись, чтобы передать его мне, но нечаянно так ударил меня дулом, что я свалился с ног. Я запутался в чаще кустарника и лиан и тщетно старался подняться на ноги, а в это время кругом раздавались крики, вопли и вой. Приподнявшись наполовину, я увидел, что мимо меня несется огромная масса. Первое слово, которое я мог разобрать в этом хаосе, было «бадак» (носорог).

«Бадак!» - кричали люди на все лады в диком ужасе. Кое-как я высвободился из цепкой чащи кустарника и выбрался опять на дорогу. Передо мной валялись обломки переносной клетки, тигр был погребен под ее развалинами. Большая рана зияла у него в боку, кровь лилась из нее потоком, и с каждым вздохом он жалобно ревел. Его рев почти заглушался страшным человеческим криком. Саженях в трех на земле лежали три сакая. Один из них был уже мертв, двое других тяжело ранены. Остальные кричали и размахивали руками.

Все произошло так мгновенно, что люди не успели поставить клетку на землю и убежать. Носорог вырвался из джунглей, пригнул к земле голову и ринулся в атаку. Стараясь добраться до тигра, огромное животное убило одного сакая и свалило двух других. Одним ударом головы носорог разбил клетку как игрушку, рогом своим он распорол тигру бок, и затем стопудовая туша протащила за собой и клетку, и тигра сажени на четыре. Потом с ревом он отбросил их от себя и, рыча и ворча, скрылся в джунглях. Он, вероятно, не понял даже, что, в сущности, встретил вещь необычную: тигра, которого несли в клетке, как даму в старомодном портшезе. Он просто почуял запах тигра, нанес ему смертельный удар и отправился дальше по своим делам.

Носорог - животное близорукое, но у него необычайно тонкое чутье. Он всегда по запаху находит и нападает на тигров. Со слоном он в борьбу не вступает. Оба огромных животных боятся друг друга, хотя, конечно, носорогу не справиться со слоном, когда тот, отведя свой хобот, чтобы он ему не мешал, пускает в ход клыки. Но тигру не одолеть носорога, и он даже не пробует бороться с ним: у него нет для этого достаточно сильного оружия. Его способ убивать больших животных, когда он нападает на них, - это ломать им шеи, например, быку. Тигр встает на задние лапы, а передними хватает быка - одной за плечо, а другой за бедро, потом захватывает зубами за шею, откидывает голову и дергает шею быка взад и вперед, пока она не хрустнет. Конечно, с носорогом этого тигр проделать не может: его шкура слишком плотна. Поэтому он всячески избегает встречи с названными двумя животными. Вообще тигр далеко не такой мощный и бесстрашный зверь, как это думают. И, несмотря на то что леопард старается не попадаться ему на глаза, я думаю, что два небольших леопарда легко справятся с большим тигром. Они в течение одной минуты могут искусать и исцарапать втрое больше, чем тигр. Я не встречал ничего похожего на дружбу или союз между разнородными или даже однородными зверями: дикие животные - инстинктивные враги.

Наш тигр, раненный носорогом, делал отчаянные усилия, чтобы высвободиться из клетки. Не было ни малейшей надежды спасти его. Единственное, что я мог сделать для него, это сократить его страдания. Я отнял мое ружье у туземца, который проделывал им какие-то бессмысленные движения, и пристрелил зверя разрывной пулей. Он кашлянул, захрипел - и умер. Я не стал тратить времени на бесплодное сожаление и занялся одним из раненых сакаев. Сделал перевязку из наиболее чистых клочков собственного белья и наложил хирургические лубки из обломков клетки на сломанную ногу. У второго сакая была так тяжко повреждена спина, что я уже не мог помочь.