Странная война Итак, объявив рейху войну, Англия и Франция бездействовали. Французское командование даже специально запретило обстреливать немецкие позиции, чтоб какой-нибудь капралишко сдуру не поверил, будто идет война.К 27 сентября Ла-Манш пересекли бритты: 152

1939 год. После того как немецкие войска перешли польскую границу, Франция, следуя своим договорным обязательствам, 3 сентября объявила войну Германии, заняв при этом позиции на линии Мажино. Англичане вступили в конфликт чуть раньше, но тем не менее ни одна, ни другая сторона, в то время как на территории Польши разворачивались активные боевые действия и колонны вермахта и панцерваффе продвигались в глубь польской территории, не предприняла никаких усилий. Почему? Объяснение достаточно простое. Хотели Англия и Франция отдать Германии Польшу? Очевидно, что нет, несмотря на Мюнхенский сговор и прочее. Но все происходило настолько стремительно, что ни военная, ни политическая машины этих стран не успели сориентироваться в пространстве и времени.

Наполеон говорил: «Генералы всегда готовятся к прошлой войне». Можно сказать, что генералы и политики Англии и Франции тоже готовились к войне не столь стремительной, когда победа над противником одерживается в течение двух-трех недель. Они думали, что у них будет время поразмыслить, оценить ситуацию, после чего начать принимать какие-то решения: поддерживать Польшу в военно-техническом аспекте, ударить со стороны Рейнской области по Германии или нет.

Дело в том, что к моменту начала польской кампании у немцев на западной границе, на так называемой линии Зигфрида, было ничтожно малое количество войск. Практически вся авиация и танки были направлены на Восточный фронт, в Польшу, в то время как Франция располагала достаточно большим потенциалом, чтобы опрокинуть линию обороны немцев и вторгнуться вглубь германской территории. Это был реальный риск для Гитлера, но тем не менее он был уверен, что этого не произойдет.

Складывается впечатление, что обе стороны, Англия и Франция, выжидали. Чего? Во первых, они хотели мира (это видно на примере того же Мюнхенского сговора), хотели сохранить жизни своих сограждан. Любыми средствами.

Французские солдаты во время «странной войны» фотографируются на улице городка, декабрь 1939 года

Если рассматривать ситуацию после падения Польши. Почему после этого Франция так и не ввела свои войска не территорию Германии? Надо сказать, что Гитлер боялся этого ввода и уже после начала польской кампании, буквально через неделю-полторы, начал перебрасывать на Западный фронт к линии границы с Францией войска, которые высвобождались в ходе боевых действий в Польше. То есть он действительно боялся удара в спину. И вот война в Польше закончилась, польское правительство бежало, территория была поделена с Советским Союзом, что в немалой степени усилило возможности и СССР в том числе и отодвинуло западную границу.

Что же произошло? Собственно говоря, ничего внешне, как может показаться. На самом деле период с сентября 1939 года и до весны 1940 года — это период интенсивнейшей дипломатической работы противоборствующих сторон. Англия и Франция пытались договориться с Гитлером любыми средствами о том, чтобы война на западноевропейском театре боевых действий не была развязана. Думали ли они о том, чтобы Гитлер двинулся на Советский Союз? Совершенно очевидно, что нет, потому что иначе этого колоссального переговорного процесса просто не было бы.

В 1939 году Франция была основной силой на Западном фронте

К тому же, если вернуться в начало 1939 года, то Франция, которая, собственно, была основной силой на Западном фронте, противостоящей Гитлеру, в тот период не то чтобы искала себе союзников, но просчитывала, с кем можно было бы объединиться в будущем конфликте с Германией. И надо сказать, что в отличие от англичан союз с СССР французы не отметали. Но все, пожалуй, испортил все тот же пресловутый пакт Молотова — Риббентропа, когда во внутриполитической жизни Франции верх опять взяли антикоммунисты, у которых появился бесспорный аргумент и козырь во всех дискуссиях и конфликтах. После этого французы поняли, что с Советским Союзом никакого альянса у них не выйдет. Естественно, они обернулись к англичанам.

Президент США Франклин Рузвельт обращается к нации по случаю нападения Германии на Польшу, сентябрь 1939 года

Возможно, кому-то это покажется странным, но в 1939 году в военном отношении французы были намного сильнее. У них был достаточно большой потенциал и в области авиации, танков, и большая группировка войск. Напрашивается вопрос: почему же возникла эта странная пауза без ведения боевых действий? На тот момент Англия утратила лидирующую позицию в политике: одна уступка Германии за другой, отсутствие реального военного потенциала для ведения боевых действий на европейской суше отодвинули ее на второй план.

Что касается Франции, то тут позиция была двойственная. С одной стороны, французам ну никак не хотелось воевать с Германией, с другой — у них была определенная уверенность в собственных силах, потому что их армия была достаточно многочисленной и хорошо вооруженной. Опять же, определенные упования на линию Мажино как фактор, который способен остановить германские войска. И в совокупности все это — боязнь войны и некая уверенность в собственных силах — толкало французов на переговоры с немцами. Переговоры шли интенсивно, и надо сказать, что Франция в этих переговорах готова была идти на значительные уступки. Например, отдать Германии часть своих колоний в Африке.

Французы пыталась договориться с Муссолини. То же самое предпринимали англичане. Но на самом деле эта пауза давала Германии возможность увеличить свой военно-технический потенциал. И, что интересно, этой паузой ни французы, ни англичане в плане наращивания военных «мускулов» не воспользовались, хотя, казалось бы, почти год — это достаточное время, чтобы запустить в производство новые танки и самолеты, чтобы усилить свой потенциал.

«Странная война» использовалась Германией для усиления мощи

Одновременно Англия и Франция вели интенсивные переговоры с Соединенными Штатами, которые во время «странной войны» занимали позицию главного игрока. Почему? Дело в том, что без участия Америки шансов у Франции (говорить о военном потенциале Англии на тот момент просто смешно) практически не было. И в то время, когда шла «странная война», англичане и французы всячески упрашивали американское правительство, в частности, президента Франклина Рузвельта, открыть линию поставок вооружений, потому что без ленд-лиза для Франции и Англии говорить о победе в более или менее затяжной войне было невозможно.

Но тут возникала одна препона в виде американского законодательства, которое давно ввело эмбарго на поставки оружия. Это был акт 1937 года, так называемый акт об эмбарго.

Дело в том, что в Сенате, в Конгрессе США далеко не все разделяли необходимость вмешательства в европейский конфликт, исходя из соображения, что и так обойдется. Но так не получалось, и наиболее дальновидные политики Штатов это понимали. Предлагались различные схемы в виде продажи американским правительством вооружений каким-то частным посредническим компаниям, которые, в свою очередь, будут это продавать уже Англии и Франции. Но на все это уходило определенное время, и ни один самолет, ни один танк американской территории в этот период не покинул.

Немецкие военнослужащие у входа в ДОТ на линии Мажино, май 1940 года

Что касается позиции Рузвельта, то после того, как Польша уже пала, он попросил принести ему выкладки по военно-техническому потенциалу США. Цифры, которые были озвучены президенту, оказались устрашающими. Оказывается, на момент, когда началась Вторая мировая война, под ружьем в Соединенных Штатах было 50 тысяч человек, то есть в общей сложности где-то порядка пяти дивизий, что не шло ни в какое сравнение с потенциалом Германии или Франции. Оружия и боеприпасов на складах американской армии хранилось еще для 500 тысяч человек. Соответственно, разбазаривать то немногое, что имелось у США на период «странной войны», Рузвельт был не готов. И когда Англия и Франция просили у него 10 тысяч самолетов, их просто физически не существовало. Хотя определенные поставки до завершения кампании Соединенные Штаты успели сделать. И что очень забавно, на период «странной войны» 1939 — 1940 годов авиация США насчитывала 160 истребителей, 52 бомбардировщика и всего лишь 250 пилотов, способных сесть за рычаги вышеуказанных машин. То есть о каком-либо активном включении в вооруженный конфликт США тогда, естественно, вести речь не могли.

Но зато Штаты хотели и пытались сыграть важную дипломатическую роль. И надо отдать должное Рузвельту, который, отрицая всякие закулисные переговоры, делал все возможное для того, чтобы обойти этот закон об эмбарго. В конце концов это ему удалось.

Но самое главное, что нужно было Америке — это выйти из состояния нейтралитета. Кстати говоря, в параллель с названием «странная война» по отношению к США возникло еще такое понятие, как «странный нейтралитет». Рузвельт, понимая, что никуда уже не деться, что конфликт неизбежен, и при всем при том, отказав во всех переговорах и мирных инициативах в 1939 году, в 1940 году, в первой его половине, вернулся к идее посредничества, предложив свою кандидатуру в качестве организатора переговоров. Он отправил Уэллеса, заместителя госсекретаря США, в Рим, Париж, Лондон и Берлин. Начал с Италии, которой во всей этой игре тоже отводилась достаточно важная роль. Французы, подобно американцам, уже ожидая конфликта с Германией, также пытались добиться нейтралитета со стороны Муссолини. Они предлагали итальянцам колонии, которые на тот момент были у них разменной картой. Англичане, напротив, отказывались отдавать свои колонии в обмен на что бы то ни было.

Во время «странной войны» США были главным игроком

Однако визит Уэллеса в Италию прошел крайне неудачно, потому что когда он посетил Муссолини, тот постоянно дремал в кресле и открывал рот только тогда, когда хотел произнести ту или иную декларацию. То есть диалога не получилось.

Визит в Париж был тоже безуспешным, поскольку французы воспринимали действия США если не как предательство, то как пассивное ожидание, чем все это закончится.

Таким образом, ни англичане, ни французы не хотели воевать. Англия утратила роль третейского судьи на европейском театре, а у Соединенных Штатов было 50 тысяч человек под ружьем и 160 боевых самолетов. Деладье, французский премьер, тогда заявил: «Чтобы добиться мирного решения, имеется лишь одно средство — великая нейтральная страна Соединенные Штаты должна взять на себя ответственность за переговоры и организовать международные воздушные силы для полицейских целей». Только в такой роли французы видели участие США, не делая ставку на их вооруженные силы.

Как бы то ни было, но время было упущено. Драгоценное время. Затем события стали развивались по известному сценарию.

«Странная война» закончилась в мае 1940 года, когда Гитлер достаточно легко обошел линию Мажино. Началась сухопутная война во Франции.

75 лет назад, в октябре 1939 г., на фронтах Второй мировой войны установилось вдруг непонятное затишье. В данный период получил название «Странной войны». О подоплеке подобного явления исследователи и журналисты спорят до сих пор. Что ж, давайте попробуем разобраться в причинах «странностей».

Для начала отметим известную закономерность – генеральные штабы различных держав нередко оказываются «готовыми к прошлой войне». Например, Первую мировую все участвовавшие армии планировали как маневренную – глубокие удары, полевые сражения. Планировали по опыту XIX в. Хотя качественные изменения в области вооружения и техники внесли в стратегические разработки существенные коррективы. Винтовки стали скорострельными, появились пулеметы, увеличивались поражающие факторы артиллерии. Даже полевую оборону из обычных земляных траншей преодолеть стало чрезвычайно трудно. А ее научились усиливать железобетонными сооружениями, минами, колючей проволокой. Война неожиданно для сражающихся сторон оказалась позиционной. Армии зарывались в землю, наращивали системы траншей и окопов. Для наступления сосредотачивали огромное количество орудий. Артподготовки месили неприятельские позиции вместе с солдатами по несколько суток, а то и неделями.

Правда, тогда же появились новые средства прорыва укрепленных полос – танки, бомбардировщики. Но они оставались очень несовершенными. Любопытно, что германские военные сперва вообще проигнорировали танки, сочли их никчемной игрушкой. Со временем новые виды вооружения становились более надежными и сильными. Однако европейская военная наука пребывала в уверенности: следующая война опять будет позиционной. Все страны, опасавшиеся соседей, возводили по границам мощные укрепления. Чехи строили мощную оборону в Судетах, финны «Линию Маннергейма», Советский Союз «линию Сталина».

Ну а Франция была богатой страной, могла себе позволить значительные расходы, и соорудила по восточной границе «Линию Мажино». Ее признавали неприступной. Бетонные казематы, ощетинившиеся стволами тяжелой артиллерии, россыпи дотов, блиндажи и подземные казармы. Строили и немцы, вдоль французской границы возводили «Линию Зигфрида». Она была гораздо слабее французской. Ее начали строить лишь в 1936 г., и масштабы были куда скромнее. Немцы вкладывали средства в развитие авиации, танков, на инженерные сооружения денег не хватало.

Хотя сперва укрепления потребовались немцам, а не французам. Когда Гитлер напал на Польшу, Германии было далеко до своего максимального могущества. На нее еще не работала промышленность всей Европы. Она еще не вбирала подкрепления из поляков, французов, бельгийцев. Чтобы сокрушить Польшу, немцам пришлось бросить против нее почти все войска. На Западе остались прикрывать всего 23 дивизии против 110 французских. Как свидетельствовал Кейтель: «При наступлении французы наткнулись бы лишь на слабую завесу, а не на реальную оборону».

А ведь Франция являлась союзницей Варшавы. По совместным планам в случае германского нападения она должна была сразу же оказать авиационную поддержку, а на 15-й день мобилизации перейти в наступление. Немцам придется перебрасывать войска на запад, и поляки будут спасены… Но наложилась политика. В том числе, грязная теневая политика. Закулисные круги Англии и Франции закрывали глаза на вооружение Германии, явно нацеливая ее на Советский Союз. Гитлера подталкивали на восток, откровенно поощряли его, подарив Австрию, Чехословакию. Предполагалось, что он должен вступить в антисоветский альянс с поляками. Но он перечеркнул сценарий, намеченный на Западе. Вступил в альянс со Сталиным и ударил на Польшу.

Но даже теперь среди английских и французских политиков выделялось сильное крыло, полагавшее – воевать не надо. Лучше пожертвовать Польшей так же, как Чехословакией. Сам главный «миротворец», британский премьер-министр Чемберлен, колебался. Но вся его политика умиротворения слишком уж позорно провалилась! Разразился скандал в парламенте. Гитлер Лондону в рожу плевал, а ему улыбочки строили. Лидер оппозиции Эмери заявлял: “Доколе мы будем заниматься пустой болтовней, когда Британия и все, что ей дорого, и сама цивилизация находятся под угрозой?... Наш долг – выступить вместе с французами”. Кабинет Чемберлена повис на волоске, и ему пришлось согласиться выступить “вместе с французами”.

Но в том-то и дело, что французов заставить выступить было еще труднее! Воевать им ох как не хотелось! Англичане сидели на островах, а непосредственные боевые действия ложились на долю Франции! Между Парижем и Лондоном пошли споры относительно ультиматума немцам. Стоит ли его предъявлять? Когда? В итоге Англия и Франция объявили Германии войну лишь 3 сентября, когда вооруженные силы Польши были основательно разгромлены.

Но даже и запоздалое вмешательство западных держав вызвало в Берлине панику. Гитлер азартно заложился, что англичане и французы останутся в стороне – а они не остались! Ринутся в наступление, и конец! И это наступление действительно началось. Даже раньше, чем наобещали полякам по союзным обязательствам. 7 сентября две французских армии перешли границу, вступили в германский Саар. Жиденькие немецкие заслоны бой не принимали, отступали к укреплениям «линии Зигфрида».

Однако 12 сентября в Аббевиле состоялось заседание французско-британского военного совета с участием глав государств, Чемберлена и Даладье. Пообсуждали-пообсуждали, и приняли весьма своеобразное решение о «максимальной мобилизации средств до начала крупных сухопутных операций, а также ограничении действий ВВС». То есть, не предпринимать ничего, пока не накопится «максимальное» количество сил и средств! Даже свернуть воздушные удары, не бомбить военные и промышленные объекты Германии (чего немцы тоже очень боялись). А соединения, которые уже вступили на германскую территорию, получили приказ возвращаться назад. Словом, Франция и Англия начали войну только для того, чтобы политики смогли сохранить лицо. Для галочки. А Польшу сбрасывали со счетов. Ведь за ней лежал Советский Союз! Вот и схлестнутся немцы с русскими…

Не схлестнулись. В данный момент для Гитлера было выгоднее изображать дружбу с Москвой. Он замышлял сценарий, наподобие пресловутого «плана Шлиффена». Громить по очереди, сперва западные державы, а потом сосредоточить все силы против СССР. Поэтому с октября 1939 г. война приобрела «странный» характер. Во Франции велась мобилизация. Из запаса призывались резервисты. Железнодорожные эшелоны перебрасывали к границе новые дивизии. Они разгружались, располагались, осваивались. Под прикрытием укреплений «Линии Мажино» разворачивалось 5 миллионов солдат и офицеров! Вчерашние штатские фотографировались в форме, посылали женам и невестам бравые фотокарточки – с фронта! Это было красиво, свежо, и вроде бы, безопасно. Изображай из себя командиров, солдат. А правительства созовут очередную конференцию. Неужели не договорятся с Гитлером? Всем верилось – договорятся. Ведь раньше всякий раз договаривались.

Но теперь сам Гитлер не намеревался договариваться с Францией и Англией. Уже 25 сентября 1939 г. начальник генштаба Гальдер записал в дневнике о “плане фюрера предпринять наступление на Западе”. А 27 сентября Гитлер поставил перед своими военачальниками задачу “наступать на Западе как можно скорее, поскольку франко-английская армия пока еще не подготовлена”. Хотя вскоре выяснилось, что скорее никак не получится! После сражений с поляками в наличии осталось лишь треть боекомплекта боеприпасов – требовалось заново копить их. Не хватало горючего. Его предстояло тоже копить, подвозить с нефтеперегонных заводов к новым театрам боевых действий. Мало того, у немцев не было запасных танков. А боевая техника, участвовавшая в польской кампании, на 90 % оказалась непригодной! Если пощадили снаряды, то она выработала ресурс, вышла из строя от поломок на раздолбанных польских дорогах. Нужен был ремонт, регламентные работы.

Хочешь или не хочешь, от немедленного удара пришлось отказаться. А для основательной подготовки, состояние «странной войны» устраивало немцев как нельзя лучше. Чтобы не нарушить это состояние, фюрер даже запретил своим подводным лодкам топить британские корабли. Гитлер уточнял планы ударов на французов и англичан, но в эти же дни вдруг рассыпался целым букетом предложений о мире. Передавал их через шведского бизнесмена Далеруса, итальянского министра иностранных дел Чиано. Озвучивал эти предложения в выступлениях перед рейхстагом: “Если англичане действительно хотят мира, они могут обрести его через две недели, и без каких-либо унижений”. Из-за чего ссориться-то? Неужели, из-за какой-то Польши? В адрес Франции фюрер тоже изображал вежливость и дружелюбие. Официально объявил, что Германия к ней не имеет претензий, даже не будет требовать возвращения Эльзаса и Лотарингии.

Однако говорить всерьез о каких-то мирных инициативах Гитлера не приходилось. Выбросив фонтаны самых заманчивых предложений, он даже не стал ждать ответа! 10 октября фюрер собрал своих генералов и зачитал им директиву № 6 на разработку операции против Франции. В приложении к этой директиве подчеркивалось – возможностей мира не рассматривать. «Цель Германии в войне должна… состоять в том, чтобы окончательно разделаться с Западом военным путем, т.е. уничтожить силу и способность западных держав еще раз воспротивиться государственной консолидации и дальнейшему развитию германского народа в Европе».

Правда, и Чемберлен с Даладье не клюнули на удочки о примирении. Слишком уж осрамились они с мюнхенским «умиротворением», слишком похабно плюхнулись в лужу перед всем миром. Для них теперь было невозможно безоговорочно поощрять Гитлера, и они ответили уклончиво – если Германия хочет мира, нужны “дела, а не только слова”. Что ж, для фюрера это стало хорошим поводом обвинить Англию и Францию. Немцы искренне стремятся к миру, а западные страны против! Так кто же виновники войны? Пускай пеняют на себя!

В целом же, французско-германская граница называлась теперь фронтом, но там никто не стрелял, никто не атаковал. Солдаты сидели по своим укреплениям и посматривали на противоположную сторону. Коротали время, играя в футбол. В благоустроенных блиндажах и казармах «Линии Мажино» слушали радио, патефонные пластинки, разглядывали непристойные журнальчики. «На передовую» приезжали с концертами популярные артисты. Войск становилось все больше. В дополнение к французским дивизиям стали прибывать британские. А к немцам добавлялись их соратники, перебрасываемые из Польши. Ну а главы государств и дипломаты «маневрировали», искали пути выходе из тупика. Во Франции не только политики, но и большинство военачальников выступали за то, что примириться с Германией совсем не поздно. Примириться просто необходимо – если она вновь станет “предсказуемой”. То есть, обратится против СССР.

Велись неофициальные переговоры. В Германии к ним подключилась «генеральская оппозиция». Впрочем, историки уже давно отметили: так называемая «генеральская оппозиция» яйца выеденного не стоила. Она не шла дальше болтовни в узких кругах знакомых и перемывания костей фюреру. Но война напугала генералов. Они предсказывали разгром, как в Первой мировой. Сперва прогнозировали, что захват Австрии обернется катастрофой. Потом боялись захвата Чехословакии, нападения на Польшу. Когда выиграли – забыли о своих страхах, возгордились победами. Но столкновение с Англией и Францией явно выглядело повторением Первой мировой со всеми вытекающими последствиями!

Посланцы оппозиционных генералов, начальника абвера Канариса, статс-секретаря германского министерства иностранных дел Вайцзеккера появились в Швейцарии, Швеции, Риме. Наводили контакты с англичанами. Вырабатывали условия, на которых можно примириться. Но так, чтобы не возвращать уже завоеванные страны. И не только завоеванные! Указывали, что Германии надо предоставить «свободу рук» в Восточной и Центральной Европе.

Западные политические круги были совсем не против. Британский посол в Ватикане Осборн заявлял, что захваченные государства можно немцам оставить. Для примирения надо только гарантировать, что немцы “не предпримут никаких наступательных действий на Западе” (многозначительно умалчивая о действиях на Востоке). Называл еще одно желательное условие, отстранение от власти Гитлера, он ведь оказался таким коварным, обманул Лондон и Париж. К подобным переговорам подключился римский папа Пий XII. Он шел еще дальше, готов был выступить посредником в заключении мира. В это время нацисты вовсю репрессировали католическое духовенство в Польше, но понтифика, судя по всему, это не озаботило. За примирение на Западе он готов был содействовать “урегулированию восточного вопроса в пользу Германии”. То есть, пустить немцев в Восточную Европу – пускай воюют с русскими сколько угодно.
Но оппозиционеры не имели никаких реальных сил и полномочий. А сам Гитлер не намеревался уходить со своего поста или мириться. Он уже в полной мере раскручивал подготовку к «блицкригу». Директива № 6 от 9 октября 1939 г. о подготовке удара по Франции предписывала: “На северном фланге Западного фронта подготовить наступательные операции через люксембургско-бельгийско-голландскую территорию. Это наступление должно быть проведено как можно более крупными силами…” Кстати, фюрер здесь не придумал ничего нового. Он опять повторял идею старого «Плана Шлиффена», составлявшегося в начале века. Собрать кулак помощнее и двинуть его через нейтральные страны, обойдя таким образом пограничные укрепления французов.

В Первую мировую этот план отчасти удался. Командование союзников до последнего момента не подозревало, что немецкая лавина устремится в обход. Она раздавила бельгийцев, разметала наспех брошенные навстречу соединения французов и англичан. Только при последующем прорыве на Париж германские колонны оторвались от тылов, выдохлись, да и русские вмешались, заставили немцев перебрасывать свои корпуса на восточный фронт. В совокупности эти факторы позволили разбить и отбросить зарвавшегося врага в сражении на Марне.

Но и сейчас германское командование принялось готовить аналогичную операцию. Автоматически предполагалось, что противники повторят такие же грубые ошибки, как в 1914 г. Правда, Рунштедт, Манштейн и Гудериан доказывали обратное: неужели англичане и французы дважды наступят на одни и те же грабли? Повторяться нельзя! Однако их возражения отметались, начальство даже не желало слушать инакомыслия. Чем завершилась бы подобная операция, трудно сказать. Потому что генштабисты Англии и Франции рассуждали именно так: если немцы рискнут наступать, то будут действовать по старым сценариям, через Бельгию. Впрочем, рассуждали чисто теоретически. В саму возможность удара никто не верил. Неужели отважатся?

Однако Гитлер полагал – «провидение» ведет и не оставит его. Назначал наступление на ноябрь. Нет, генералы опять охладили вождя. Докладывали: к ноябрю они изготовиться явно не успеют. Особую озабоченность вызывали танки, пополнить танковые дивизии техникой оказалось не быстро и не просто. Начало операции перенесли с ноября 1939 на январь 1940 г. А потом наложилась случайность. Незадолго до назначенного срока потерял ориентацию и cовершил посадку в Бельгии самолет с германскими штабными офицерами, везшими карты и планы. Гитлер был вне себя от гнева. Приказал расстрелять и экипаж, и пассажиров злосчастного самолета.

Хотя реакция западных держав оказалась настолько же глупой и непоследовательной, как и вся «странная война». Уж теперь-то они получили неоспоримое доказательство – Гитлер не намерен мириться, надо ожидать нападения. Тем не менее, союзники ничуть не изменили своих взглядов и образа действий. Точнее, бездействий. Пушки на Линии Мажино по-прежнему молчали, даже разведывательных поисков не предпринималось. Стычка может невольно перерасти в бой, а бой в сражение – вышестоящие штабы строжайше предписывали подчиненным избегать подобного легкомыслия. Ты не стреляешь – в тебя не стреляют. Существуют правительства, и они постараются, чтобы война завершилась как-нибудь покультурнее.

Что же касается севшего самолета, то французские и британские военные глубокомысленно рассуждали - ведь это может быть провокацией. Или дезинформацией. Можно ли поверить, что союзникам за здорово живешь достались подлинные немецкие планы? А Бельгия и Голландия получили доказательства, что Гитлер не намерен считаться с их нейтралитетом, готовит вторжение. Логика диктовала, что надо срочно вооружаться, заключить союз с Англией и Францией, пригласить их войска для обороны своей территории. Куда там! Правительства обоих государств тоже рассуждали по своему – а вдруг это провокация? Специально для того, чтобы они нарушили нейтралитет. Если нарушат, тогда-то Германия получит предлог напасть на них. Вместо организации обороны бельгийцы и голландцы обратились к Гитлеру с очередными мирными инициативами, предложили свое посредничество в урегулировании конфликта.

Но и фюрер решил поменять сроки, ставшие известными противнику. А если получится, то поменять и планы. Созвал совещание военачальников, и тут-то подсуетились Рунштедт с Манштейном. Подсунули напрямую фюреру собственный вариант, отвергнутый их начальством. В их варианте предусматривалось прорывать фронт не на фланге, а в центре, в Арденнах. Здесь, в горах, французы надеялись на естественные препятствия. Наступление крупными силами считали невозможным, и укрепления были слабыми. Но Рунштедт и Манштейн утверждали – танки пройдут, и можно сыграть именно на том, что в прошлой войне вторжение осуществлялось через Бельгию, что подобные планы стали известны противнику. Надо нанести на фланге отвлекающий удар! Французы и англичане бросятся отражать его, а на них обрушится удар в Арденнах. Ту самую группировку, которая соберется у бельгийских границ, можно отрезать, прижать к морю и уничтожить. Гитлеру план понравился и был утвержден. А наступление было назначено на март. Позже его сдвинули на май.

Все эти причины как раз и обеспечили семь месяцев «странной войны». С одной стороны – политическое проституирование и интриги Запада, с другой – всего лишь технические задержки.

За всю историю человечества, пожалуй, не было более странной и непонятной войны, чем та, которая началась 3 сентября 1939 года, когда Франция и Англия объявили войну Германии. Поводом для объявления войны стало нападение Германии на Польшу, которую французы и англичане обязались защищать согласно договорам от 15 мая и 25 августа 1939 года. Вступление Франции и Англии в войну вызвало ликование в Польше, и поначалу казалось, что Гитлер допустил серьезнейшую ошибку, получив войну сразу на два фронта. Хотя сам же Гитлер всегда заявлял, что война на два фронта, после печального опыта Первой мировой войны, для Германии бесперспективна, и шансы ее выиграть равны нулю. Впрочем, и без участия в войне Польши шансы победить Францию и Англию были минимальны, т. к. в конце 1930-х гг. эти две страны являлись, как сказали бы сейчас, сверхдержавами, превосходящими Германию практически по всем показателям. Французская армия была одной из сильнейших в Европе, кроме того, Франция располагала третьим по величине военным флотом в мире, и Германия имела немного шансов выстоять даже против одной только Франции, не говоря уж о ее союзниках. Однако Гитлер в 1939 году почему-то не сильно переживал, что ему опять пришлось воевать на два фронта, да еще и против превосходящего по силам противника. Наверное, поводов для беспокойства у фюрера и впрямь было немного. Что и подтвердили дальнейшие события.

Пограничные фортификации на Линии Мажино (wapedia.mobi/pl)

Пока вермахт сокрушал польскую армию, французы и англичане начали неспешно развертывать войска, кормя несчастных поляков обещаниями о скором начале боевых действий. Однако немецкие дивизии продвигались вглубь Польши все дальше и дальше, а активность французов и англичан была близка к нулевой. 13 сентября небольшие подразделения французской армии, не встречая сопротивления, продвинулись на 8 км вглубь немецкой территории только лишь затем, чтобы 3 октября... отойти обратно к линии госграницы. После чего там надолго наступила практически мирная тишина. К тому времени Польша перестала существовать: ее армия была разгромлена, а правительство бежало за границу. В общем, помощь оказывать было уже некому, что французов и англичан полностью устраивало. А воевать с немцами, причем воевать «серьезно», в их планы не входило.

Бомбардировщик РАФ, сброс листовок над Германией (ww2today.com)

Немцы также не предпринимали никаких действий против англо-французских войск, т. к. Гитлер строжайше запретил нарушать не только сухопутную границу, но и воздушную тоже. И эта ситуация разительно отличалась, например, от первых месяцев 1941 года, когда немецкие самолеты чуть ли не ежедневно нарушали советскую границу. Границу дружественной страны, с которой у Германии к тому же был подписан договор о ненападении! А тут и война уже объявлена, и армии отмобилизованы, а границу не переходи и не перелетай!

Так и сидели на своих позициях немцы с одной стороны, а французы и англичане - с другой стороны границы, и от нечего делать глазели друг на друга несколько месяцев, всячески стараясь не нарушить покой друг друга. А т. к. просто смотреть друг на друга было скучно, то в англо-французскую армию было отправлено 10 000 футбольных мячей, игральные карты, увеличились поставки спиртных напитков. Одно слово - «действующая» армия…

Не надо быть Суворовым, чтобы понять, что все, происходившее в тот момент на франко-германской границе, с войной не имело ничего общего. На любой войне крайне важно захватить и удерживать стратегическую инициативу, принимать смелые и порой нестандартные решения, всячески стараться переиграть противника, а в данном случае обе стороны словно соревновались в глупости и лени. Обе армии сморил такой жесточайший пацифизм, что еще чуть-чуть, и обе стороны начали бы ходить друг к другу в гости на огонек, перекинуться в картишки или поиграть в футбол. Благо что футбольных мячей, повторим, завезено было предостаточно.

Отдельные стычки, причем иногда весьма серьезные, происходили в воздухе и на море, но на сухопутных армиях это никак не сказывалось. А ведь Вторая мировая война могла бы закончиться еще в сентябре-октябре 1939 года. Для этого французам и англичанам даже не надо было переходить в крупномасштабное наступление, а лишь начать наносить бомбовые удары по Руру, являвшемуся сердцем германской экономики. Но вместо этого англо-французские бомбардировщики бомбили немцев не бомбами, как это принято делать на «нормальной» войне, а… листовками, которые немцы с удовольствием использовали в гигиенических целях. Бумагой немцы запаслись надолго, т. к. только одни англичане сбросили им 18 млн листовок.

Вот и получается, что, пока польская армия агонизировала под ударами вермахта, польские, с позволения сказать, «союзники» занимались всем чем угодно, но только не оказанием Польше реальной помощи. Посильная помощь скорее оказывалась Гитлеру, который, как известно, очень не хотел войны на два фронта.

Такой войны и не получилось. Изо дня в день, с сентября 1939 по май 1940 гг., находящиеся на этом фронте, так и не ставшим «вторым», солдаты наблюдали одну и ту же картину: тишина, неприятеля никто не тревожит, ни одна бомба и снаряд не падают ни на ту, ни на другую армию. И так - 8 месяцев…

Гитлер (megabook.ru)

Неудивительно, что эту войну прозвали «странной» и «сидячей». «Пацифизм» англичан и французов позволил в конечном счете немцам быстренько разделаться с Польшей, а затем основная часть немецких войск была перебазирована на Запад. И только 10 мая, после того как , чуть ли не открытым текстом заявляя, что является противником войны с Англией и Францией, «сидячая война» закончилась под грохот рванувших во Францию танковых клиньев вермахта. Больше играть в отдающие откровенным идиотизмом «посиделки» фюрер был не намерен, и на всякий случай решил ликвидировать пусть и безобидный, но все же существующий «второй» фронт.

Заключительным и не менее странным аккордом «сидячей войны» стал даже не разгром Франции, а чудесное спасение английской армии под Дюнкерком. Вместо того чтобы окружить английские дивизии и блестяще довершить разгром англо-французов, Гитлер проявил необъяснимые «сдержанность» и «медлительность» и позволил англичанам практически в полном составе эвакуировать свои деморализованные части на Британские острова. Объяснить такое странное «великодушие» фюрера не могли даже гитлеровские генералы, но, видать, у Адольфа Алоизыча были более чем веские причины отпустить англичан восвояси.

Поляки приветствуют боевые действия между «союзницей» Англией и Германией (ookaboo.com)

«Сидячая война» с самого начала являла собой беспримерный в мировой истории образчик предательства и цинизма западных политиков и политиканов всех мастей, конечной целью которых было всеми возможными способами и средствами стравить между собой Германию и СССР. Вот почему в сентябре 1939 года была предана Польша. Да и странное поведение английской армии во время начала вторжения Гитлера во Францию заставляет усомниться в лояльности англичан и по отношению к своим французским союзникам. Если что Англия и делала, как до начала «сидячей войны», а затем и во время нее, так это всячески облегчала Гитлеру жизнь. И «сидячая война» с ее восьмимесячным «замороженным» состоянием является лучшим тому доказательством.

Фрагмент интервью писателя Николая Старикова КМ ТВ. Как Гитлер вышел из-под контроля Запада и как фюрера вернули к намеченному сценарию.

Кертис "Хок" H.75C1 из группы CG II/5

«Странная», «сидячая» война – такое название получили боевые действия на Западном фронте в период от объявления Францией и Великобританией войны Германии (3 сентября 1939 г.) до начала немецкого блицкрига (10 мая 1940 г.). Пока польская армия, истекая кровью, пыталась сдержать продвижение соединений вермахта, западные союзники без излишней спешки разворачивали свои армии, отнюдь не стремясь начать активные боевые действия против Германии. Вся активность авиации на немецко-французской границе, теперь ставшей фронтом, сводилась к разведывательным полетам. Обе стороны осторожно «прощупывали» оборону противника, отправляя одиночные самолеты-разведчики под прикрытием нескольких истребителей. Первой схватки между самолетами ВВС Франции (Армэ де л’Эр) и Люфтваффе при таком способе действий пришлось ждать несколько дней. Вечером 8 сентября пять «кертиссов» из группы GC II/5, сопровождавших разведчика, были перехвачены четверкой из отряда 1./JG 53.

С первого захода немцам удалось сбить самолет сержанта Франсуа Дитриха, но в последовавшей «собачьей свалке» французы постарались взять реванш. По итогам боя на их счет записали две победы: одну разделили аджюдан-шеф Робер Крушан и сержант-шеф Антуан Касеноб, а вторую с тем же Крушаном разделил аджюдан Пьер Вилле. В действительности все немецкие самолеты вернулись на базу, хотя один и вынужден был садиться «на брюхо» из-за полученных повреждений. Пилотировал его не кто иной, как сам Вернер Мёльдерс.

Следующей схватки пришлось ждать почти две недели – что поделаешь, «сидячая» война! Участниками её были «старые знакомые» – пилоты групп GC II/5 и I/JG 53, а события разворачивались по прежнему сценарию: шесть Н.75С1 сопровождали разведчика в районе Апах-Бюдинген, на перехват поднялась четверка «мессершмиттов». ведомая все тем же Мёльдерсом. Роль своеобразной приманки сыграл , отвлекший внимание пилотов «кертиссов». Умело воспользовавшись этим, Мёльдерс в первом же заходе поджег один Н.75С1. Пилотировавший его сержант Роже Кегинье сумел спастись с парашютом. Напарники Мёльдерса повредили ещё одну вражескую машину, совершившую вынужденную посадку. Спасти французов от «поражения всухую» сумел сержант Андре Легран. Умело используя хорошие маневренные качества своего «кертисса», он сумел зайти в хвост одному из «мессеров», сбив его. Это стало первой подтвержденной победой французских истребителей во Второй мировой войне.

В третьей декаде сентября интенсивность воздушных боев существенно возросла – люфтваффе, успешно разделавшись с польской авиацией, смогли увеличить свое присутствие на Западе и действовать более активно и уверенно, что вызвало соответствующую со стороны Армэ де л’Эр. 24 сентября уже с утра над различными участками фронта вспыхивали скоротечные воздушные схватки, оканчивавшиеся, правда, безрезультатно. Около 15:00 два звена «хоков» (шесть самолетов) из группы GC II/4 вылетели для сопровождения из GR II/52, имевшего задание обследовать сектор Эппенбрумм–Хорнбах. Их перехватили полтора десятка Bf 109E из группы I/ZG 52 . Несмотря на численное превосходство противника, французы решительно вступили в бой. Сержант Антуан де ла Шапель вынужден был покинуть с парашютом подбитый «кертисс», успев до того повредить одного «мессершмитта». Ещё два Bf 109E сбили аджюданы Дарден и Камиль Плюбо (на счету последнего к моменту капитуляции было 14 подтвержденных и 4 вероятные воздушные победы). В общей сложности в том бою французы ценой потери одной своей машины записали на свой счет четыре сбитые вражеские. Правда, немецкие источники подтверждают потерю лишь двух своих «мессершмиттов», но с учетом численного превосходства противника результат боя для французов был вполне благоприятным.

На следующий день накал воздушных боев не снизился. В одном из эпизодов около полудня сошлись в воздухе «кертиссы» из GC II/4, ведомые командиром 4-й эскадрильи капитаном Пьером Клодом, с большой группой «мессершмиттов» из JG 51 и JG 53. На подмогу своим товарищам подоспела шестерка Н.75С1 из GC I/4. Один из пилотов 1-й эскадрильи, аджюдан-шеф Пьер Вери, сбил сразу два Bf 109, ставших первыми победами GC I/4. Но при выходе из боя был подбит самолет капитана Клода. Пилот выбросился с парашютом, однако пехотинцы нашли на земле его бездыханное тело, иссеченное пулями – вероятно, пилоты «мессершмиттов» обстреляли летчика, спускавшегося на парашюте. Коллеги Клода, чувствуя в случившемся и свою вину – ведь они не сумели прикрыть командира – рвались в бой. Отомстить удалось 27 сентября, когда су-лейтенант Жорж Баптизе, аджюдан Жорж Тессеро и сержант де ла Шапель сбили три Bf 109D из группы JGr. 153 (подтверждены две победы).

30 сентября пришла очередь 5-й эскадры. Девять «кертиссов» (шесть из GC I/5 и три из GC II/5) во время патрулирования над линией фронта встретили 15 Bf 109E из группы II/JG 53. Действуя в активном наступательном ключе, пилоты люфтваффе заставили французов обороняться, но те, что называется, не ударили лицом в грязь, сбив пять «мессершмиттов». По две победы записали на счет лейтенанта Роббера Юве (GC II/5) и аджюдана Пьера Женти (GC I/5), ещё одного «мессера» сбил сержант-шеф Франсуа Лашо (GC II/5). Однако и французы понесли тяжелые потери – были сбиты и погибли три летчика (су-лейтенант Ив Ле Рестиф, сержанты Жак Лепро и Жан Манье).

В общей сложности в течение первого месяца войны французы потеряли в воздушных боях десять истребителей – шесть Н.75С1 и четыре (первый «моран» был сбит 21 сентября). Пропорция потерь наглядно отражает долю самолетов разных типов в боевой работе: основную тяжесть боев выносили на своих плечах группы 4-й и 5-й эскадр, вооруженные «кертиссами», а «мораны» были, так сказать, «на подтанцовке». Двухмоторные «потэзы» на фронте активно не применялись, ну а устаревшие типы истребителей французское командование и вовсе не стремилось подставлять под удары «мессершмиттов», выстоять в схватках с которыми те не имели никаких шансов.

В свою очередь, французские истребители заявили об уничтожении 20 Bf 109. Правда, по одному этому показателю судить об эффективности действий истребительной авиации Армэ де л’Эр нельзя – ведь главной задачей «кертиссов» и «моранов» в сентябре 1939 г. было прикрытие собственных разведчиков. А с этим они справлялись не лучшим образом: за месяц было сбито 19 их «подопечных». Правда, не последнюю роль в столь высоких потерях сыграла устарелость французских разведчиков «Мюро» ANF.113/115/117.

Если в сентябре 1939 г. воздушные бои на Западном фронте ещё носили кое-какие признаки оживленности (правда, не выдерживающей никакого сравнения с более поздними схватками времен блицкрига и битвы за Англию), то в октябре вообще установилось практически полное затишье. Ни одна из противостоящих сторон не рвалась в бой, и противники, казалось, с облегчением и радостью встретили резкое ухудшение погоды, позволившее с чистой совестью изо дня в день оставлять самолеты на аэродромах. Пассивность французской стороны усугублялась ещё и слишком значительными (по мнению командования) потерями в предыдущем месяце. В итоге, за весь октябрь французские истребители могли похвастаться лишь четырьмя сбитыми разведчиками Hs 126 – эти победы поровну разделили между собой «кертиссы» (в частности, одного сбил 31 октября уже знакомый нам Камиль Плюбо) и «мораны».

Передышка была крайне необходимой французам и с точки зрения обновления авиапарка. Осенью 1939 г. удалось, наконец, довести до надлежащих кондиций, позволяющих начать поставки в строевые части, большие партии . 28 самолетов МВ.151С1 с деревянными винтами поступили в центры подготовки летчиков-истребителей в Шартре и Этампе, ещё 50 машин, но с металлическими винтами, передали в эскадрильи ПВО. В частности, в конце сентября такие самолеты поступили в ERC 1/561 и 2/561 (14 октября эти эскадрильи свели в группу GARC I/561). МВ.152С1 с сентября 1939 г. поставлялись в группы GC I/1 и GC II/1: первая из них достигла штатного состава в 26 самолетов к 6 ноября, а вторая – к 15 ноября. Перевооружение третьей группы, летавшей на старых «девуатинах» – GC I/8 – началось лишь в декабре. Продолжались и поставки MS.406C1, что позволило 1 ноября 1939 г. сформировать на этих машинах группу GC I/9 в Алжире (благодаря этому можно было перебросить в метрополию группу GC I/6, уже успевшую в полной мере освоить «мораны»).

Хок су-лейтенанта Рене Тремоле после вынужденной посадки в бою "9 против 27"

…Утром 6 ноября на аэродроме Туль, где дислоцировалась группа GC II/5, царило приподнятое настроение. Во-первых, часть посетили командующий ВВС Франции генерал Виллемин и инспектор истребительной авиации генерал д’Аркур, вручившие награды пилотам, одержавшим победы в предыдущих боях. Во-вторых, небо, наконец, прояснилось, что позволяло надеяться на прекращение серой рутины и возобновление боевой работы. Долго ждать не пришлось – когда авиаторы обедали, поступил приказ выслать наряд истребителей для сопровождения самолета-разведчика («потэза» из группы GR II/22). Около 14:00 на виду у генералов в небо ушла девятка «хоков». В 14:50 над рекой Сарр французы заметили первую группу Bf 109D (эти машины принадлежали к I/ZG 2) – два десятка «мессеров» шли на том же эшелоне, что и «кертиссы» (около 5000 м). Возглавлял группу Ханнес Гентцен – лучший ас Польской кампании люфтваффе . Мгновение спустя показалось ещё семь «мессершмиттов» – те находились примерно в 500 м выше. Несмотря на трехкратное численное превосходство противника, французские пилоты отважно ринулись в бой. В завязавшейся схватке в стиле «собачьей свалки» они умело использовали преимущество своих «Хоков» в маневренности. Лейтенант Пьер Оуз вел бой с самим Гентценом. Хотя его Н.75С1 получил повреждения, Оуз сумел приземлиться «на брюхо» на родной аэродром. Также садиться с убранным шасси пришлось су-лейтенанту Рене Тремоле. Но за эти две поврежденные машины немцам пришлось заплатить пятью сбитыми «мессерами» (в частности, по две победы записали на свой счет сержанты Эдуард Сале и Андре Легран, а ещё одну – аспирант Жорж Лефоль); кроме того, ещё пять побед зачли французам как вероятные. В итоге, тевтонам пришлось ретироваться, а Гентцена в тот же вечер вызвали в Берлин для объяснений. Эта схватка, получившая название «бой 9 против 27», стала наиболее известным эпизодом воздушных боев периода «Странной войны». Она широко освещалась во французской прессе, а её участники стали настоящими национальными героями. Однако на деле поводов для ликования не было – ведь «хокам» пришлось сражаться с «мессершмиттами» устаревшей модификации, с маломощными двигателями. К весне 1940 г. машин Bf 109D в боевых частях уже не осталось, а «Эмиль» – Bf 109E – был гораздо более опасным противником.

Успех 6 ноября удалось закрепить на следующий день, когда Эдуард Сале перехватил южнее Блискастеля из 3.(F)/22 из дальнеразведывательного отряда. Несмотря на интенсивный огонь бортстрелков, Сале «мертвой хваткой» вцепился в свою жертву. В конце концов, «Дорнье» рухнул у Сен-Ингберта, похоронив под своими обломками весь экипаж. Ещё один Do 17P (на этот из 1.(F)/22) стал жертвой «кертиссов» 8 ноября. В тот день десять самолетов группы GC II/4 вылетели для сопровождения разведывательного «Потэза». На пересекающемся курсе им встретился «Дорнье», шедший под эскортом пары Bf 109. Завидев легкую добычу, французы набросились на неё, и после нескольких заходов отправили Do 17P на землю (экипаж смог спастись с парашютами). Пара «мессершмиттов» ретировалась. Но по возвращении на аэродром французских пилотов ждала не похвала, а ярость командира группы капитана Андре Борне. Ведь, бросившись всем скопом на немца, горячие галльские парни не оставили ни одного истребителя для выполнения своей основной задачи – прикрытия своего разведчика… В конечном итоге, уничтоженный «Дорнье» записали на счет Камиля Плюбо, первым открывшего огонь. Меньше везучими были «мораны» – 8 ноября «мессершмитты» сбили отбившийся от группы самолет из GC III/2, пилотировавший его сержант Барбе попал в плен.

Атака немецких разведчиков далеко не всегда была простой «стрельбой по движущейся мишени» – их бортстрелки пытались «огрызаться», причем иногда весьма эффективно. 10 ноября при атаке «Дорнье» был сбит «Хок» из группы GC II/5. Его пилот, аджюдан Дюгожон, спасся с парашютом.

В последующие несколько дней погода на франко-германском фронте вновь испортилась, и боевая работа авиации возобновилась лишь 21 ноября. Тот день оказался довольно богатым на события. Во-первых, Эдуард Сале, ставший своеобразным «экспертом» по уничтожению «дорнье», сбил очередного разведчика этого типа. Два из трех членов экипажа Do 17P сумели спастись. Во-вторых, пополудни «усиленное звено» (patrouille lourd – шесть самолетов) из GC II/4 не оставило никаких шансов встретившейся ему на пути паре «мессершмиттов» из I/JG 52. Один из них, сбитый аджюданом Пьером Вилле, пилотировал командир немецкой группы Дитрих граф фон Пфайль. Вторую победу разделили между собой Жан Касеноб и сержант Пьер Саллар. В-третьих, в тот день состоялся крупный воздушный бой между «кертиссами» группы GC II/5 и «мессершмиттами» из дебютировавшей на Западном фронте III/JG 53. В этом случае никому не удалось добиться успеха, хотя с обеих сторон имелись поврежденные машины.

22 ноября жертвой французских истребителей стал очередной Do 17P. На этот раз отличилась четверка MS.406 из GC II/7. Сбитый ими «Дорнье» упал у Мооза на территории Германии. Интересно, что три из четырех пилотов «моранов», участвовавших в том бою – Жорж Валентин, Габриель Готье и Жак Ламблен – впоследствии стали асами (четвертым участником боя был су-лейтенант Грюель, оказавшийся менее везучим).

Потери разведчиков вызвали озабоченность командования люфтваффе. Стремясь нейтрализовать французскую авиацию, немецкое командование распорядилось организовать «выметание» вражеских истребителей из зоны работы своих разведчиков. Уже 22 ноября состоялась первая подобная операция, в ходе которой «мессершмитты» из I/JG 2 перехватили звено «хоков» группы GC II/4. Застигнутые врасплох французские истребители не смогли оказать достойное сопротивление. Один «Кертисс» был сбит, а пилотировавший его Пьер Саллар погиб (победу записали на счет Гельмута Вика). Тот бой едва не стал роковым и для Каседома, сумевшего дотянуть до аэродрома в Ксаффевильер на «Хоке», изрешеченном пулями. Третий французский пилот, Камиль Плюбо, был ранен в ногу и лицо, а его самолет после посадки пришлось списать как не подлежащий восстановлению.

Во второй половине дня 22 ноября три группы «моранов» из GC I/3, II/6 и III/7 вылетели на сопровождение нескольких разведчиков, действовавших в полосе французской 4-й армии. На перехват поднялись Bf 109E из I/JG 51 и I/JG 76. В результате вспыхнувших маневренных воздушных боев было сбито два «мессершмитта» из I/JG 76. Поскольку бой велся над французской территорией, то оба пилота, выбросившиеся с парашютами, попали в плен. Пленником стал и пилот третьего Bf 109E, заблудившийся и посадивший свою практически не поврежденную машину на французской территории. Впоследствии этот «Мессершмитт» тщательно изучили специалисты Армэ де л’Эр. Отличилась и дислоцировавшаяся на побережье пролива Па-де-Кале, в Норрен-Фонте, группа GC I/4. Два её пилота, лейтенанты Жан-Луи Хиршауэр и Андрэ Вейс, перехватили бомбардировщик Не 111 из штабного звена эскадры KG 4. В азарте боя французы не остановились перед вторжением в воздушное пространство нейтральной Бельгии, добив таки «Хейнкеля».

День 23 ноября начался для французских истребителей уже традиционно – был сбит очередной разведчик Do 17P (из отряда 5.(F)/122). Этот успех был одержан аджюдан-шефом Пьером Ле Глоаном из GC III/6, пилотировавшем MS.406, и стал первым в ряду его 19 воздушных побед. В тот же день состоялся один из немногих за период «странной войны» воздушных боев, проведенных совместно французскими и английскими истребителями – хотя несколько эскадрилий «харрикейнов» после вступления Великобритании в войну были передислоцированы во Францию, координация действий между союзниками была откровенно слабой. Вот и в этом случае шесть «кертиссов» из GC II/5 попытались «без спросу» вмешаться в бой, который вела тройка «харрикейнов» 1-й эскадрильи с единственным из штабного звена эскадры KG 53. Французы настолько горели желанием «приобщиться» к казавшемуся легким успеху, что один из «хоков» столкнулся с «Харрикейном». К счастью, обе машины смогли благополучно приземлиться. Злополучного «Хейнкеля» удалось-таки сбить, а победу разделили между сразу шестью пилотами – тремя британскими и тремя французскими.

Истребители Н.75С1 довольно широко использовались во французской авиации в качестве курьерских машин. Один из таких самолетов 23 ноября был сбит тяжелыми истребителями Bf 110 из инструкторской группы V(Z)/LG 1, а пилотировавший его лейтенант-колонель Робер Миош из штаба ВВС погиб. К концу месяца было потеряно и четыре «морана»: два самолета из GC III/6 столкнулись в воздухе в условиях плохой видимости (оба пилота погибли), а ещё две машины из GC II/7 были сбиты, но их пилоты спаслись. Один из них, су-лейтенант Анри Гримо, попав из-за полученных ожогов в госпиталь, успел выздороветь аккурат к началу немецкого блицкрига. За период с 10 мая по 15 июня 1940 г. он одержал пять подтвержденных и три-четыре вероятные воздушные победы. Впоследствии участвовал в Сопротивлении и погиб в 1944 г., когда вермахт нанес удар по базам «маки» на плато Веркор.

В декабре 1939 г. действия авиации на Западном фронте были парализованы самой суровой за несколько предыдущих десятилетий зимой – за весь месяц французские истребители записали на свой счет всего три воздушные победы, да и те вызывают сомнения. В частности, 21 декабря пилоты «хоков» из GC II/4 заявили об уничтожении Bf 109E из группы III/JG 53, но по документам люфтваффе эта потеря не подтверждается.

В новом году погодные условия улучшились, и это сразу сказалось на активности авиации. 2 января 1940 г. в бою дюжины Н.75 из группы GC II/5 с «мессершмиттами» из I/JG 53 был сбит один Bf 109E. На следующий день отличились пилоты «моранов» из GC II/7, сбившие одного старого Bf 109D без потерь со своей стороны. В течение следующей недели погода вновь приковала самолеты к земле. Возобновились боевые вылеты 10 января, когда шесть «хоков» группы GC II/5 отправились для сопровождения самолета-разведчика. Французы были перехвачены несколькими «мессершмиттами» из I/JG 2. Несмотря на фактор внезапности, немцам не удалось добиться успеха, и они сами превратились из охотников в дичь: один Bf 109 был сбит сержантом Анд-ре Леграном, а победу над вторым разделили между собой капитан Жерар Порталье и су-лейтенант Пьер Вилласек. 11 января французские истребители снова отличились, сбив над Верденом разведчик Do 17P из 2.(F)/22. Победа досталась двум пилотам GC I/5 – лейтенанту Эдмону Марин-ле-Месле и су-лейтенанту Жану-Мари Рею. Вражеская машина из-за полученных повреждений села на вынужденную на французской территории, а её экипаж попал в плен. Час спустя капитан Жан-Мари Аккар и сержант Жерар Мюзелли атаковали ещё одного «Дорнье», но на этот раз немцу повезло больше, и он смог благополучно вернуться на базу.

13 января 1940 г. капитан Бернар Барбье и сержант Жорж Лемар из CG I/4 сбили очередного «Дорнье». На этот раз добычей французов стал самолет очень редкой модификации – Do 17S-0, построенной в количестве всего трех экземпляров. Самолет, принадлежащий к 1-му отряду дальнеразведывательной группы верховного командования люфтваффе (1.(F)/ObdL), пытался уйти в нейтральную Бельгию, но, пользуясь преимуществом своих машин в скорости, пилоты «кертиссов» подбили «Дорнье», и его пилоту ничего не оставалось, кроме как посадить машину с убранным шасси на пляж у Кале. Экипаж попал в плен, не успев уничтожить ни сам самолет, ни хотя бы карты, коды и другие секретные документы, находившиеся на борту.

В последующие несколько недель погода вновь ухудшилась, и до конца января французские истребители смогли увеличить свой боевой счет лишь на одну победу – лейтенант Грюель из GC II/7 на своем «Моране» сумел сбить Bf 109E из 2./JG 54. В феврале и марте погода была не лучше, и, воспользовавшись этим, французское командование начало отправлять истребительных групп на отдых. В первую очередь это касалось частей, вооруженных «кертиссами». GC II/4 отвели в Мариньян в конце февраля и на фронт она вернулась только в начале апреля. В начале марта в Канны вывели GC II/5.

В феврале 1940 г. ВВС Франции реорганизовали свою фронтовую авиацию, образовав четыре зоны воздушных операций – ZOA (Zone d’Operations Aeriennes): Северную (ZOA Nord или ZOAN), включавшую побережье Па-де-Кале и границу с Бельгией; Восточную (ZOA Est или ZOE) – граница с Люксембургом и Германией до рубежа южнее Страсбурга; Южную (ZOA Sud или ZOAS) – граница с Германией и Швейцарией примерно до р. Рона; Альп (ZOA des Alpes или ZOAA) – граница со Швейцарией и Италией, а также побережье Средиземного моря до рубежа западнее Роны. Здесь дислоцировались боевые части «первой линии», а те, что находились на стадии формирования или перевооружения, размещались во внутренних районах страны и в Северной Африке.

Основная нагрузка на фронте теперь легла на плечи групп «моранов». В течение всего марта они сумели добиться единственной победы, сбив объединенными усилиями пилотов групп GC III/6 и GC II/7 разведчик Do 17. В то же время, потери были весьма заметными – как вследствие аварий, так и в боях. В частности, в последний день марта 1940 г. жертвами «мессершмиттов» из II/JG 53 над Сааргемюндом стали четыре MS.406 из группы GC III/7, ещё три «морана» в том же бою получили повреждения. Стоит отметить, что 21 марта была одержана единственная за весь период «Странной войны» воздушная победа Р.631 : над Крэем пара «потэзов» из ECN 1/13 (пилоты Бурсэн и Пост) сбила Do 17.

Улучшение погоды в начале апреля сразу же привело к интенсификации воздушных боев. День 1 апреля по «доброй традиции» начался с уничтожения очередного разведчика Do 17 – самолет из отряда 4.(F)/11 был сбит у Седана парой «моранов» из GC II/2. В тот же день состоялся крупный бой, в котором на Западном фронте дебютировала немецкая группа II/JG 52 – восемь её «мессершмиттов» схватились с десятком MS.406 из GC I/2. Скоротечная «собачья свалка» победителя не определила – противники в полном составе вернулись на базы. Во второй половине дня пара пилотов GC II/2 заявила об уничтожении бомбардировщика Не-111. А вот «кертиссам» в первый день апреля не везло. Пятерка машин из GC I/5 не смогла расправиться с яростно отбивающимся из 3.(F)/ObdL. Перехваченная у Лонгви немецкая машина смогла благополучно уйти на свою территорию, а её бортстрелки повредили одного «Хока».

2 апреля снова отличились пилоты «моранов» – на этот раз из GC II/3 – сбившие два вражеских самолета (Bf 110 и Do 215). Понесли в тот день потери и французы – один MS.406 из GC I/2 разбился при вынужденной посадке, похоронив под своими обломками пилота. А 4 апреля пришло ошеломляющее известие о немецком вторжении в Данию и Норвегию. Несколько последующих дней на германо-французском фронте в воздухе царило затишье – люфтваффе сосредоточило силы для операции «Везерюбунг», ну, а со стороны французов и раньше особого стремления к активным действиям не наблюдалось. Утром 7 апреля разведывательные полеты немецкой авиации возобновились. Несколько звеньев MS.406 из GC III/6 и III/2 пытались перехватить шедший на большой высоте Do 17. Но «мораны», обладая лишь небольшим преимуществом в скорости перед «дорнье», не смогли причинить ему вреда. Также утром состоялся бой над Страсбургом, в котором участвовала дюжина MS.406 из GC I/2 и шесть «мессершмиттов» из I/JG 54. Схватка завершилась вничью – обе стороны потеряли по одному самолету, причем пилот сбитого «Морана» капитан Видаль попытался покинуть падающую машину, но погиб из-за того, что парашют зацепился за хвостовое оперение его самолета. Понесла потери и группа GC III/3, потерявшая в бою с «мессерами» из II/JG 53 капитана Андре Ришара, пытавшегося посадить в поле поврежденный «Моран».

Жарко было 7 апреля и в небе над Шампанью. Здесь «первую скрипку» играли «кертиссы». Шесть самолетов из GC I/5 провели бой с несколькими Bf 110С из состава I/ZG 2 (именно эта группа участвовала с немецкой стороны в бою «9 против 27» 6 ноября, но к тому времени она уже перевооружилась со старых Bf 109D на двухмоторные «церштереры»). Два «мессершмитта» были сбиты (победы записали на свой счет только что назначенный командиром 2-й эскадрильи лейтенант Мишель Доранс и су-лейтенант Франсуа Варнье). Однако когда «хоки» уже возвращались домой, погиб аджюдан-шеф Андре Салман. По сообщению его ведомого, сержанта Эдуарда Прё, «Кертисс» Салманда внезапно перешел в крутое пикирование с большой высоты и врезался в землю. Вероятно, причиной гибели Салмана стала потеря сознания из-за неисправности кислородного оборудования. Ранее GC I/5 уже потеряла одного пилота при схожих обстоятельствах – 2 января разбился Владимир Васек, один из чехословацких пилотов, принятых в ВВС Франции после оккупации их родной страны.

Завершился день 7 апреля ещё одной воздушной победой – MS.406 из GC I/6 и GC II/7 сбили . Эта машина, оборудованная специальной аппаратурой, вела радиоразведку прифронтовой полосы.

После вспышки воздушных боев 7 апреля в небе над Западным фронтом вновь установилось затишье, вызванное ухудшившейся погодой. Время от времени оно перемежалось единичными боевыми эпизодами. Так, 11 апреля пара «хоков», пилотируемых су-лейтенантом Юбером Буателе и сержантом Морисом Талленом попыталась перехватить разведчик Do 17 из 4.(F)/22, но добить его смогла лишь благодаря помощи подоспевшей тройки «моранов». А 20 апреля первая победа была добыта новыми МВ.152 – самолет группы GC II/9, пилотируемый аджюданом Аморуа, перехватил следовавший на большой высоте разведчик. Аморуа засчитали победу, хотя на самом деле вражеская машина – новенький из отряда 4.(F)/121 – получила лишь повреждения.

20 апреля состоялось ещё несколько воздушных боев. В схватке MS.406 из GC II/7 с «мессершмиттами» из 2./JG 54 одержал свою первую победу Пьер Булло – от огня его пушки взорвался в воздухе Bf 109E лейтенанта Гельмута Хоха. На северном участке фронта несколько «моранов» из GC II/3 зажали в «клещи» одиночного Хенкеля He-111 из эскадры KG 54, добив его у Маастрихта над нейтральной Голландией. Победу разделили между всеми пилотами, участвовавшими в бою. Среди них был и будущий ас Мартин Луи, открывший таким образом свой боевой счет. А вот «кертиссам» 20 апреля везло меньше – в бою с «мессершмиттами» из III/JG 53 был сбит Н.75 группы GC II/4, а его пилот получил ранения.

21 апреля су-лейтенант Франсуа Варнье и сержант Морис Таллен из GC I/5 атаковали Do 17, причинив ему повреждения, но разведчик смог уйти в воздушное пространство нейтральной Бельгии. Тем не менее, обоим пилотам засчитали победу. На следующий день больше настойчивости проявили три других пилота той же группы – су-лейтенант Марсель Рукетт, аджюдан Луи Бувар и сержант-шеф Франсуа Морель. Встретив в воздухе разведчик Do 17 из отряда 3.(F)/11, они преследовали его, углубившись на 20 км в воздушное пространство Бельгии и таки добили «Дорнье». Этот эпизод стал последней воздушной победой GC I/5, одержанной до начала немецкого блицкрига, но потери продолжались: 24 апреля погиб аджюдан-шеф Мишель Эмпри. В общей сложности за последнюю декаду мая французские истребительные части потеряли четыре машины – по одному Н.75, Моран-Солнье MS.406, Блох MB.152 и . Последняя машина принадлежала группе GC I/3, перевооруженной с «моранов» и единственной части с новыми «девуатинами», достигнувшей боеготовности до начала немецкого блицкрига. Все потери были вызваны небоевыми причинами и все, увы, сопровождались гибелью пилотов.

Самолет, сбитый 22 апреля пилотами GC I/5, был не единственной воздушной победой французов, одержанной в последние дни апреля. 23 апреля 13 «хоков» из GC II/5 перехватили разведчика Do-17 из отряда 1.(H)/13, следовавшего под сильным эскортом из дюжины «мессершмиттов» группы I/JG 52. Пока восьмерка «кертиссов» связала боем «мессершмитты», остальные пять машин набросились на разведчика. Однако сбить «Дорнье» не удалось – из-за нехватки топлива французам пришлось выйти из боя. А вот та часть патруля, которая сражалась с Bf 109, оказалась более удачливой: су-лейтенант Ян Клан сбил одного «мессера» (это стало первой победой чешских пилотов, одержанной на «хоках»), ещё одна вражеская машина была повреждена. А все «кертиссы» благополучно вернулись на аэродром Туль.

В течение первых девяти дней мая в воздухе над Западным фронтом царило затишье – люфтваффе собиралось с силами перед решающим ударом, который должен был поставить точку в судьбе Франции и стран Бенилюкса. За эти дни истребители Армэ де л’Эр не смогли увеличить свой боевой счет ни на одну победу, да и боевых потерь не понесли. Правда, два «хока» из состава GC II/5 все-таки были потеряны, когда самолеты Эдуарда Сале и аджюдан-шефа Жана Дюгожона столкнулись в воздухе. К счастью, обоим пилотам удалось спастись с парашютами.

В общей сложности за период «Странной войны» французские истребители выполнили 10 119 боевых вылетов, из них примерно половина пришлась на долю MS.406. Характерно, что более четверти боевых вылетов (2600) было выполнено в сентябре 1939 г. На октябрь пришлось 1400 вылетов, а дальше боевая активность существенно снизилась, и лишь в апреле 1940 г. наблюдается оживление – 1826 боевых вылетов.

Пилоты-истребители записали на свой счет 81 достоверную и ещё несколько десятков «вероятных» побед. В этом отношении лучше себя показали не массовые «мораны» (на их счету – 32 достоверные и 16 вероятных побед), а «кертиссы», чьи пилоты добились 42 достоверных и 22 вероятных побед. Воздушные бои вскрыли существенные недостатки наиболее распространенных французских истребителей MS.406: недостаточная скорость (далеко не полностью компенсируемая хорошей маневренностью), отсутствие бронезащиты, недостаточное качество остекления фонаря кабины (часто лопавшегося при резких маневрах), замедленное срабатывание пневмоспуска пушки (от нажатия на гашетку до первого выстрела проходило примерно 0,2 секунды – очень много для скоротечного воздушного боя).

За время «Странной войны» официальные боевые потери «моранов» составили 13 самолетов (и 9 погибших пилотов). Но из 33 небоевых потерь в прифронтовой полосе значительная часть, вероятно, была обусловлена повреждениями, полученными в боях. Потери вооруженных «хоками» 4-й и 5-й эскадр (боевые и небоевые) составили 28 самолетов и 13 пилотов.

По материалам: Харук А.И. Французские истребители Второй Мировой — М.: Яуза: ЭКСМО: 2013. — 112 с: ил.